Доктор Захарьин. Pro et contra - [63]

Снисходительно извините за беспокойство преданного Вам Г. Захарьина. Москва, 2 февраля 1896 [года]».[392]

Безмерно огорчённый крушением министерского замысла, Аничков схватился за перо. Возымев намерение раззадорить упрямого Захарьина, он воззвал к его самолюбию, патриотизму и чинопочитанию:

«Глубокоуважаемый Григорий Антонович, на письмо Ваше от 2 февраля я отвечал Вашему Превосходительству 4-го того же месяца, адресуясь в университет, но пока не получил от Вас письма, хоть вскоре после моего письма и как бы в дополнение к нему, было послано 5-го или 6-го февраля письмо Графа Ивана Давидовича [Делянова]. Недоумеваю о причине отсутствия Вашего отзыва по весьма интересующему нас обстоятельству; хоть я и льщу себя надеждой, что в данном случае молчание есть знак согласия, но решаюсь ещё раз беспокоить Вас.

Дело в том, что Вы, как русский человек и патриот, желающий добра родному университету, должны, по моему мнению, поддержать намерение Правительства обуздать студентов, которые дерзают действовать против почтенных профессоров и даже против Вас. В чём же ином со стороны учёного профессора может выразиться воздействие на студентов, как не в строгой поверке их познаний. Вы, студенты, не хотите заниматься, находите, что много знаете, что можете пренебрегать лекциями и не посещать того или иного профессора, так покажите предо мною, членом испытательной комиссии, ваши знания по разным предметам медицинского курса, и тогда я удостоверюсь, действительно ли вы так подготовлены, что не нуждаетесь в течение курса ни в моих лекциях, ни в занятиях у некоторых других профессоров.

Требуется ли для этого постоянное Ваше присутствие на всех испытаниях? Совершенно нет. Важно, что студенты будут знать, что учёнейший и почтенный профессор Захарьин, который ни в какие сделки со студентами не вступает и интригами против сослуживцев не занимается, состоит членом комиссии и может на каждом экзамене спросить каждого из них.

Конечно, в Москве отлично всем известно, что Вам, с Вашего согласия, предложено быть членом комиссии. Варшава тоже знает это от будущего председателя комиссии, ректора Ковалевского. Нет сомнений, что это известно всем университетам. Вы, глубокоуважаемый Григорий Антонович, составляете слишком крупную величину, каждым шагом которой очень интересуются. Теперь тоже скоро станет известно, что вы отказались, и, конечно, Союзный Совет и всякая подпольная интрига припишут это своему влиянию, что должно значительно поднять престиж этих сборищ. Противная Вам профессорская партия признает, что Захарьин отказался из страха перед нею.

О назначении Вашем мною лично было сообщено ещё в Москве Великому князю Сергею Александровичу [генерал-губернатору Москвы], и Его Высочество изволил признать это назначение прекрасным. Неужели же Вы решитесь обидеть Вашим отказом искренне и всегда душевно Вам преданного Графа Ивана Давидовича [Делянова]? Ваш отказ теперь гораздо хуже для Министерства того, если бы Вы совершенно не согласились. Нет, лучше идите во имя доброго дела и последуйте мудрому изречению русского народа: давши слово, держись.

С глубоким всегдашним почитанием и искренней преданностью покорный слуга Н. Аничков. С.-Петербург, 11 февраля 1896 г[ода]».[393]

На вкрадчивые уговоры влиятельного чиновника Захарьин не поддался. О неизменности своей позиции он уведомил Аничкова незамедлительно, сохранив по привычке черновик своего письма среди прочих важных бумаг:

«Глубокоуважаемый Николай Милиевич! Вчера к вечеру я получил Ваше письмо от 11 февраля. Письма Вашего от 4 февраля, о котором Вы пишете, я не получал, но ожидал его (зная о нём из письма ко мне Графа Ивана Давидовича) и потому замедлил ответом Его Сиятельству.

Ответ мой Графу [Делянову], посланный третьего дня, без сомнения, уже известен Вам, и я должен прибавить лишь немногое. Вы пишете: «Давши слово, держись». не говоря о том, что я, как Вам известно, долго колебался и весьма неохотно согласился на моё назначение членом испытательной комиссии, сомневаясь в его значении в данном случае, – я послал свой отказ не на другой день после своего согласия, а через месяц, убедившись из хода дел, как справедливы были мои сомнения: ко мне записалось из курса более чем в 250 человек лишь 17 (и им грозят всяческими неприятностями), а интрига, смутив в прошлом семестре через подпольную организацию 5-й и 4-й курсы, теперь с тем же успехом и тем же орудием морочит, фабрикует, застращивает и, в конце концов, срывает слово на 3-м и 2-м [курсах]; и всё это известно, и всё это совершается беспрепятственно.

Вот когда, нуждаясь в напряжении всех сил для успешного преподавания, которым только и борюсь (давно уже) с интригой, – и безусловно убеждённый в бессилии моего или чьего бы то ни было участия в испытательной комиссии для борьбы с интригой и её орудием – подпольной организацией, – здесь нужно действие власти, – я должен был отказаться.

Преданный Вам Г. Захарьин. Москва, 15 февраля 1896 [года]».[394]

Опечаленный упрямством Захарьина, граф Делянов не умыл руки, подобно библейскому персонажу, а наоборот, засучив рукава, взялся за поиски адекватного ответа смутьянам. Беспокойная мысль всевластного в педагогических владениях министра всё чаще возвращалась к досадным событиям, случившимся в Московском университете после кончины Александра III 20 октября 1894 года.