Доктор Захарьин. Pro et contra - [59]

Однако не одни лишь «нервные боли в ноге» и переполнявшее Захарьина раздражение от более или менее длительного пребывания при императорском дворе стали причиной его отказа от звания лейб-медика. Он ведь нуждался в «привычной покойной обстановке», которая включала в себя и особые условия его консультации в помещении, куда не проникали посторонние звуки, и присутствие рядом с ним преданных ординаторов и ассистентов, подававших ему необходимые для построения диагноза реплики. Профессора не пугала исключительная ответственность, связанная с обязанностями лейб-медика, – он был слишком сосредоточен на самом себе, чтобы чувствовать ответственность за других. Объясняя мотивы своего нежелания служить лейб-медиком, Захарьин умолчал о главном – о тщательно скрываемом им страхе потерять репутацию искусного врача. Однако беспокоился он, в сущности, напрасно: при авторитарных режимах начальство рассматривает обычно некомпетентность как верный признак лояльности.

VII. Отставка

Тень, знай своё место.

Евгений Шварц. «Тень»

Студенческие волнения, неоднократно сотрясавшие Московский университет, на исходе XIX столетия приобрели вдруг неожиданный и малопонятный для высокого начальства характер. Среди студенчества тех лет ни политических, ни национальных разногласий, как правило, не замечалось, а настроение преобладало неосознанно либеральное. И вдруг на совершенно легальных основаниях, не выдвигая никаких политических требований, студенты медицинского факультета принялись отстаивать свои (по сути, естественные) права на получение полноценного высшего образования и на обучение у достойных и уважаемых преподавателей. Всячески избегая каких-либо действий, способных возбудить у бдительных инстанций тревожную мысль о смуте или беспорядках, они воспользовались методом бойкота, неплохо зарекомендовавшим себя в 1880 году среди земледельцев Западной Ирландии. Если булыжник, как объявили впоследствии, был оружием пролетариата, то бойкот оказался булыжником студенчества.

Первый опыт бойкота

Непосредственный результат практического применения новой студенческой тактики зафиксировал профессор Марковников, занимавший кафедру химии Московского университета, в октябре 1893 года: «Между первыми сверхштатными [профессорами], назначенными по новому уставу [1884] года, были двое медиков: П[авлинов] и К[узьмин]. Первый просто ничтожество, но последний отъявленный негодяй, способный унижаться до последней степени не только перед высшими мира сего, но и перед всяким, в ком ему нужно заискивать. Он назначен по протекции покойного генерал-губернатора [князя Долгорукова], у которого он лечил дворню. Вот какая стряслась с ним история.

Нынешний весной разнёсся слух, что в хирургической клинике у К[узьмина] фельдшер занимается ростовщичеством, оперируя на деньги самого профессора. Склифосовский, который его терпеть не мог, заявил об этом на факультете, вероятно, переговорив сначала с попечителем [графом Капнистом]. Факультет поручил декану сообщить об этом попечителю. Последний произвёл дознание и явное и тайное через сыскную полицию (это очень мило) и сообщил факультету, что никаких положительных доказательств участия К[узьмина] не найдено. Тем дело и предполагалось прикончить. Достопочтенные профессора медицинского факультета, сообразив желание начальства, порешили предать дело воле Божией, хотя большинство их считают К[узьмин]а вполне способным на такое деяние и вообще человеком для университета неприличным. Студенты взглянули на дело несколько иначе, и нынешний год из пятого курса ни один человек не записался на лекции К[узьмин]а. Он уехал в Петербург объясняться. Интересно, как поступит министр».[368]

Министр народного просвещения, сенатор и член Государственного совета граф Делянов управлял всероссийским образованием с 1882 года. Петербургские сановники считали его человеком хоть и чрезвычайно хитрым, зато разносторонне образованным, умным и доброжелательным, готовым облагодетельствовать чуть ли не каждого просителя. Московская профессура не имела, однако, единого мнения о достославном министре: одни видели в нем всего лишь пронырливого лакея министра Толстого и журналиста Каткова, «совершеннейшего подлеца», готового на любые пакости, чтобы угодить начальству; другие же – сиятельного проходимца, стремившегося «уничтожить всякую самостоятельную жизнь университетов и подчинить всё народное образование в России бюрократическому произволу».[369]

Упорно преодолевая немудрёные затруднения, встававшие на прямолинейном пути «контрреформ», граф Делянов сумел добиться поистине ошеломительных результатов. Ему удалось значительно уменьшить число воспитанников средних учебных заведений, просто лимитируя приём в гимназии, а заодно и в университеты детей из низших сословий. Помимо того он ввёл процентную норму для поступления евреев в учебные заведения, закрыл высшие женские курсы и ограничил университетскую автономию. Как заметил спустя три десятилетия академик Вернадский, едва ли можно оценить, какой ущерб причинило стране государственное преступление, совершённое графом Деляновым.