Доктор Захарьин. Pro et contra - [47]

«Ваш последний, пока рукописный, отзыв, конечно, должен быть напечатан, как и всё, что может способствовать здоровому ходу нашей медицины; но я – слишком “прикосновен к делу”, а потому передал его на попечение моего бывшего слушателя, моего товарища и друга, приват-доцента нашего университета Николая Фёдоровича Голубова – человека, солидарного со мной и с Вами во взглядах на клинику и вообще [на] медицину, столь же несочувствующего нездоровому петербургскому направлению, столь же горячо желающего, чтобы возобладало наше доброе московское [направление]».[287]

Рецензия Перфильева, изложенная на 88 страницах невразумительного текста, была опубликована сразу же после одобрения её цензурой 29 сентября 1892 года.[288] О каком-нибудь ином вознаграждении за отменное старание простодушный графоман не помышлял, скорее всего, для него не имело никакого значения и то, что его очередную брошюру современники просто-напросто не заметили. Невозможно только объяснить, почему осмотрительный Захарьин сохранил среди самых важных своих бумаг черновик этого письма Перфильеву – прямое фактически подтверждение того, что именно он инспирировал клевету на Боткина, наряду с неумеренным восхвалением собственной персоны. Пролить же какой-то свет на его отношение к петербургскому сопернику могло бы, наверное, изречение Ф. Ницше: «Мы не ненавидим ещё человека, коль скоро считаем его ниже себя; мы ненавидим лишь тогда, когда считаем его равным себе или выше себя».

Максимальные дивиденды от поношения Боткина и прославления Захарьина достались Голубову. Именно он оказался не просто самым преданным учеником, но единомышленником и даже другом Захарьина, несмотря на их значительную разницу в возрасте и социальном положении. Это был, по всей вероятности, тот самый случай, когда сошлись, вопреки распространённому мнению, не крайности, а скорее подобия.

Потомок делопроизводителя окружного суда, Голубов родился и вырос в Калуге, посещал местную гимназию и, хоть за время обучения проявил «любознательность ко всем предметам равномерную», всё же выбрал для себя профессию врача, а потому, получив аттестат зрелости (1877), поступил на медицинский факультет Московского университета.[289] Поскольку принадлежал он (как и Захарьин в молодости) к разряду лиц, мягко говоря, малообеспеченных, 26 сентября 1877 года Калужское общество вспомоществования недостаточным людям, стремящимся к высшему образованию, имело честь препроводить в Правление Московского университета 25 рублей в качестве пособия для студента первого курса Голубова.[290]

На втором курсе он увлёкся микробиологией и перевёл с французского монографию Антуана Маньена «Бактерии», снабдив её своими примечаниями. Напечатанная через год книга гонорар ему принесла, в сущности, пустяковый, зато привлекла к себе внимание профессора Черинова и вдовы итальянского подданного Варвары Андреевны Каталино (урождённой Губиной). Профессор предложил ему по завершении медицинского образования занять место ординатора в пропедевтической клинике, а молодая вдова, обладавшая небольшим капиталом и собственным домом (купленным за 65 тысяч рублей) в Москве, согласилась стать его женой. не успокаиваясь на достигнутом, Голубов взялся за новый перевод: в отличие от Захарьина писать ему нравилось. На этот раз он вместе со своим однокурсником Саввой Мамонтовым (сыном именитого купца) перевёл на русский язык и в начале 1882 года издал за собственный счёт лекции Шарко «Брайтова болезнь и интерстициальный нефрит». В том же 1882 году он получил диплом лекаря, а вслед за тем, после соответствующих испытаний, удостоился звания уездного врача.[291]

По ходатайству профессора Черинова 2 апреля 1883 года Голубова утвердили сверхштатным ординатором пропедевтического отделения факультетской терапевтической клиники. Формально он занимал эту должность до 2 апреля 1886 года, но фактически оставил службу досрочно, так как умудрился полностью испортить отношения с профессором. Как вспоминал позднее сам Голубов, вследствие «своей тогдашней молодой самоуверенности и заносчивости» он считал Черинова клиницистом отсталым и слабым, заставлявшим ординаторов («выдающихся молодых людей!») работать на себя.[292] Ни в ежегодных отчётах Московского университета, ни в «Обозрении преподавания наук» фамилия Голубова не упоминалась с 1886 по 1891 годы. Согласно его формулярному списку, он пребывал в отставке со 2 апреля 1886 года по 24 октября 1890 года, когда был определён сверхштатным медицинским чиновником при Медицинском департаменте Министерства внутренних дел.[293] Тем не менее, если какая-либо редакция запрашивала у него биографические сведения, он утверждал, что с 1887 года исполнял обязанности ассистента в клинике Захарьина.[294]

Покинув университетскую клинику, Голубов принялся извлекать прибыль из врачебного диплома посредством частной практики. Зимой он обслуживал платёжеспособных сограждан в Москве, летом – в Поволжье или на Южном берегу Крыма. О некоторых особенностях его обращения с больными свидетельствовало открытое письмо профессора Казанского университета Александрова, напечатанное в еженедельнике «Врач» в 1890 году: