Доказательство умысла (в сокращении) - [21]

В глазах ван Бларикума появился влажный, голодный блеск, однако он молчал.

— Я, например, просто с ума схожу от слухов о знаменитостях.

Ван Бларикум смотрел на нее.

— И что?

— Расскажите мне о ней.

Ван Бларикум помолчал, затем:

— О ком?

— Вы знаете, о ком. О ней, о Майлзе. Об их прошлом.

Ван Бларикум прищурился, нервно оглядел комнату. Наши взгляды снова встретились. Я увидел у него в глазах узнавание.

Он медленно встал, покачал головой:

— Вы отвратительные, порочные, дешевые, жуткие, уродливые людишки. Неужели у вас нет никакого стыда?

Он сорвал с руки платок, помахал тряпицей с красным пятном перед лицом Лайзы.

— Что такое? — спросила Лайза. Теперь она блефовала, стараясь разогнать его подозрения.

— Вы ведь уже разговаривали с Мак-Дейрмидом, верно? Так вот, если Майлз выкрутится, кровь моей сестры будет на ваших руках! — Он все же сорвался на крик. И бросил Лайзе в лицо покрытый кровью платок.

А когда тот упал на стол, ван Бларикум повернулся ко мне и произнес медленно и злобно:

— Знаете, что самое смешное, Слоун? Выкрутится он или нет, не важно. Майлз нацелился на ее деньги. Но вот их-то он никогда и не получит. — Ван Бларикум слабо улыбнулся. — Никогда и ни за что. Разве Мак-Дейрмид не сказал вам об этом?

— Майлза ее деньги никогда не интересовали, — ответил я.

— Да? Ладно, присмотритесь к его физиономии, когда ублюдок явится за состоянием Дианы. И вы узнаете подлинную правду.

— Какие-то осложнения? — Рядом со мной вдруг появился метрдотель, неуверенно поглядывавший на окровавленный платок.

— Никаких, — ответил я и, подобрав платок, сунул его в карман. — Собственно, мы уже уходим.

— Ну, в общем, все это можно было проделать и получше, — сказала Лайза. Мы с ней сидели в чрезмерно дорогом ресторане нашего отеля, и она все поглядывала на меня с нервной улыбкой.

— Ты старалась, — ответил я. — И если хочешь знать мое мнение, ты очень хорошо поработала.

Мы заказали еду, потом я спросил:

— Ладно, раз ты молчишь, придется спросить мне. Откуда взялся оттиск?

— Я ползала по Интернету, пытаясь выяснить что-нибудь о семье ван Бларикумов. Оказалось, что Роджер — известный коллекционер японской эротики. А у меня есть… Ну, в общем, один знакомый. Специалист по азиатскому искусству, работающий в музее «Метрополитен». Он сказал мне, что в «Мете» хранится оттиск, за которым ван Бларикум гоняется уже многие годы. Ну, я и встретилась с этим знакомым, надеясь заполучить оттиск. На время. Он мне, естественно, отказал. И я накачала его «Гленфиддичем» до полного одурения, так что он…

Она примолкла и некоторое время смотрела в окно.

— Короче говоря, — продолжила она, — напившись, он повез меня к «Мету» и вынес оттуда через заднюю дверь этот оттиск — одолжил его мне на двадцать четыре часа, примерно так.

Она опустила взгляд в пол.

— Знаешь, странно. Одна моя половина гордится тем, что я так ловко все провернула, а другая испытывает отвращение.

— Точное описание первых тридцати с небольшим лет моей жизни, — отозвался я.

Мы посидели в молчании, пока нам не принесли еду. Я вгрызся в своего цыпленка. Лайза вяло ковырялась в салате.

Неожиданно она подняла на меня полный энтузиазма взгляд:

— Как по-твоему, о чем, собственно, говорил ван Бларикум? «Присмотритесь к его физиономии, когда ублюдок явится за деньгами Дианы»?

— Полагаю, о том, что, когда Майлз придет за наследством Дианы, на лице у него будет написана жадность.

Лайза нахмурилась:

— Да, но он еще сказал, что Майлз никогда, ни за что не получит этих денег.

— Бессмыслица какая-то, верно? Но может быть, для нас куда важнее выяснить, кто такой Мак-Дейрмид? Ты попросила Роджера рассказать о прошлом Дианы, и он практически сразу сказал: «Вы ведь уже разговаривали с Мак-Дейрмидом, верно?»

— А, хорошо, что ты об этом вспомнил, — ответила Лайза. — Я вчера съездила в дом Роджера и слегка подмазала тамошнего швейцара. Он рассказал, что был один старикан, который миллион лет проработал в семье ван Бларикумов дворецким, и что пару лет назад Роджер его уволил. По словам швейцара, если кто и знает о ван Бларикумах что-нибудь интересное, так именно этот старик. А зовут его Иен Мак-Дейрмид.

— Что ж, надо его отыскать, верно? — сказал я.

— Беда только в том, что Мак-Дейрмиду, уже когда его уволили, было лет сто. С тех пор он вполне мог умереть.

Согласно телефонным справочникам, во всем Нью-Йорке существовал только один Иен Мак-Дейрмид, и проживал он в Бруклине.

Я позвонил ему, никто не ответил, и на следующее утро мы отправились на подземке к нему в гости — и нашли пятиэтажный дом без лифта, населенный корейцами и латышами. Мы нажали на кнопку звонка — опять-таки безрезультатно. Потом Лайза начала лупить ладонью по кнопкам других квартир. Из небольшого дверного динамика на нас полилась разноязычная ругань.

И как раз в ту минуту, когда мы решили бросить это занятие, стеклянную дверь убогого вестибюля отворил очень худой мужчина. На белесой голове у него сидел тюрбан, под распахнутым шелковым халатом виднелась безволосая грудь.

— Какого черта вам нужно, ребята? — поинтересовался он.

— Мы ищем Иена Мак-Дейрмида, — ответил я. — Не знаете, где его можно найти?