Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней - [165]
В этом разделе мы рассмотрим три области философии религии, в которых теизм заслужил (и продолжает заслуживать) повышенное внимание: божественные атрибуты, теистические аргументы и проблематика, специфическая для теистических религий.
Божественные атрибуты
В настоящее время существует множество выполненных на высоком уровне работ, посвященных когерентности и ценности таких божественных атрибутов, как всемогущество, всеведение, благость, вездесущие, вечность, необходимость, бестелесность, самобытность (aseity), бестелесность, простота, свобода, бесстрастие и способность к страданию. Иногда внимание сосредотачивается на анализе одного атрибута. Я кратко опишу две оживленных дискуссии, а затем попытаюсь пролить свет на то, что можно назвать гибкостью теизма. Инструментами ведения дискуссий выступают мысленные эксперименты (воображаемые ситуации), независимые философские аргументы (так, анализ божественного знания опирается на эпистемологию), а также Священное Писание и практики теистической традиции.
Давайте кратко рассмотрим современные работы по всемогуществу, поскольку именно этот атрибут Кедворт подчеркнул в своем обращении к Палате общин, с которого данная книга начиналась. Значительное внимание в прошлом и начиная с 1970 г. уделяется пределам всемогущества. Существует парадокс камня: если Бог всемогущ, то Бог может выполнить любое действие. Если Бог может выполнить любое действие, то Он может сделать такой тяжелый камень, что никто не сможет его поднять. Но если бы камень был настолько тяжелым, что никто не смог бы его поднять, то и Бог не смог бы его поднять. Поэтому Бог не всемогущ, поскольку либо Бог не может сделать камень настолько тяжелым, что никто не сможет его поднять, либо Бог может сделать такой камень, но тогда это приведет к действию, которое Бог не сможет выполнить. На мой взгляд, сложился почти единодушный консенсус в отношении того, что такую головоломку можно решить, уточнив, что всемогущество не предполагает способности вызывать логически и метафизически невозможные состояния дел. По-видимому, следующее состояние дел содержит в себе логическое противоречие: существует настолько тяжелый камень, что существо, которое может поднять любой камень, не может поднять его. Это состояние дел подобно существованию квадратного круга в двумерном пространстве, что очевидно невозможно[1001]. Снятие парадокса камня позволяет избежать бесконечного множества подобных парадоксов, например: может ли Бог сделать столько каши, что даже Бог не сможет ее съесть?
Однако острота вопросов нарастает, когда парадокс направлен против совместимости всемогущества и свободы. Утверждалось, что всемогущество несовместимо с наличием свободных существ. Дж. Л. Макки предположил, что всемогущее существо не может создать существа, которые оно не может контролировать. Если бы Бог создал такие свободные, самостоятельные существа, то Он перестал бы быть всемогущим[1002]. Высказывались по крайней мере три возражения. Во-первых, отмечалось, что такое положение дел, когда Бог непосредственно контролирует существо, которое не подвластно непосредственному контролю Бога, метафизически невозможно и, следовательно, не имеет отношения к всемогуществу (как и пресловутая проблема с квадратным кругом). Во-вторых, высказывалось предположение, что творение свободных существ подразумевало бы не потерю всемогущества, а реализацию всемогущества. Третий вариант понимает всемогущество как несущественное или случайное свойство Бога. Если Бог всемогущ, то Бог может вообще или временно отказаться от этого атрибута. Само существование свободных существ зависело бы, в том числе, от того, что Бог творит эти существа и поддерживает их существование вместе с их способностью к свободному волеизъявлению. Такое самоограничение было бы отнюдь не преуменьшением божественного могущества, а его реализацией.
Еще более острой является дискуссия о соотношении могущества и благости. Если Бог всемогущ, может ли Бог сделать зло ради него самого? Утверждалось, что если Бог свободно и по-настоящему способен совершать благие деяния, то Он должен обладать способностью совершать злые деяния[1003]. Более того, если Бог не может творить зло, то не получается ли, что существует более могущественное существо, а именно то, которое делает добро, но может делать и зло? У христиан, верующих в то, что Иисус – это Бог и человек, были основания считать, что Бог может сделать зло, поскольку, согласно традиции, Иисус подвергался искушению сделать зло. Судя по всему, настоящее искушение предполагает, что человек может ему поддаться.
На мой взгляд, наиболее вескими ответами, озвученными сторонниками сущностной благости Бога, стали те, в которых высказывалось сомнение в том, что способность совершать злые деяния связана с подлинным божественным могуществом. Возможно, наша способность делать добро или зло специфична для человеческой свободы, но Бог обладает более высокой степенью сущностной благости. Определенные аргументы в пользу представления о том, что злодеяние является несовершенным или ущербным могуществом – это неспособность быть совершенным или божественным, можно найти у Ансельма, Аквината и ряда других мыслителей. Некоторые философы утверждают, что в основе религиозного благоговения перед величием Бога лежит поклонение Богу как благому по своей сущности существу, а не чистому могуществу. С их точки зрения, «всемогущество» нужно понимать как максимальную власть совершенного или по сущности благого существа – существа, обладающего другими божественными атрибутами, такими как всеведение и т. д.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
«Метафизика любви» – самое личное и наиболее оригинальное произведение Дитриха фон Гильдебранда (1889-1977). Феноменологическое истолкование philosophiaperennis (вечной философии), сделанное им в трактате «Что такое философия?», применяется здесь для анализа любви, эроса и отношений между полами. Рассматривая различные формы естественной любви (любовь детей к родителям, любовь к друзьям, ближним, детям, супружеская любовь и т.д.), Гильдебранд вслед за Платоном, Августином и Фомой Аквинским выстраивает ordo amoris (иерархию любви) от «агапэ» до «caritas».
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.
Когда сборник «50/50...» планировался, его целью ставилось сопоставить точки зрения на наиболее важные понятия, которые имеют широкое хождение в современной общественно-политической лексике, но неодинаково воспринимаются и интерпретируются в контексте разных культур и историко-политических традиций. Авторами сборника стали ведущие исследователи-гуманитарии как СССР, так и Франции. Его статьи касаются наиболее актуальных для общества тем; многие из них, такие как "маргинальность", "терроризм", "расизм", "права человека" - продолжают оставаться злободневными. Особый интерес представляет материал, имеющий отношение к проблеме бюрократизма, суть которого состоит в том, что государство, лишая объект управления своего голоса, вынуждает его изъясняться на языке бюрократического аппарата, преследующего свои собственные интересы.
Жанр избранных сочинений рискованный. Работы, написанные в разные годы, при разных конкретно-исторических ситуациях, в разных возрастах, как правило, трудно объединить в единую книгу как по многообразию тем, так и из-за эволюции взглядов самого автора. Но, как увидит читатель, эти работы объединены в одну книгу не просто именем автора, а общим тоном всех работ, как ранее опубликованных, так и публикуемых впервые. Искать скрытую логику в порядке изложения не следует. Статьи, независимо от того, философские ли, педагогические ли, литературные ли и т. д., об одном и том же: о бытии человека и о его душе — о тревогах и проблемах жизни и познания, а также о неумирающих надеждах на лучшее будущее.