Догони меня, если осмелишься - [4]

Нужно успеть! До Волчьего Мыса осталось совсем ничего…

И тут она спотыкается о торчащий камень, едва не падает, кое-как удержавшись на ногах. Но время упущено и я успеваю схватить ее за плечо. Данка дергается, брыкается и все-таки вырывается.

— Нет! — вскрикивает она.

— Не убежишь!

Убежит…

Осталось несколько шагов.

Успеваю схватить, когда Данка уже одной ногой ступает в воду. Волчий Мыс… Я хватаю, тяну к себе что есть силы, еще не понимая, что опоздал. Она падает, и я подминаю ее под себя. И тут же на нас захлестывает волна.

— Отпусти! — кричит Данка.

Я нехотя разжимаю руки, она дергается, отползает подальше от меня и от берега. Набегающая волна едва не накрывает ее с головой.

— Ты никогда меня не догонишь, — всхлипывает она, растирая слезы по лицу. — Никогда! Не смей! Хватит…

— А ты молодец, я в тебе сомневался!

Криворукий стоит на пригорке, держа карабин на сгибе локтя.

— Думал, забудешь про правила, — ухмыляется он. — Хотел уж стрелять.

Я хмуро поджимаю губы, встаю, стаскиваю шлем с головы.

— У тебя же нет патронов! Сам говорил.

— Для такого дела найдется.

* * *

Патефон играет Марсельезу. Красиво, чисто, просто удивительно… это Криворукий наконец решил поставить на новую сторону, старая окончательно стерлась.

Недавно узнал, что у Криворукого есть имя. Данка зовет его Леша… кто бы мог подумать.

Весь этот год она старалась не попадаться мне на глаза. Не ходить одна.

Весь этот год меня старательно отправляли куда подальше — в экспедиции искателей, на охоту, просто с какими-то делами в другие деревни. Везде, куда только могли.

Весь этот год…

Да что там…

Данка стоит прямая и гордая. Такая красивая! Четвертый раз. Молоденькие девчонки рядом смотрятся почти неуместно, какие они женщины, так… Еще не доросли.

— Только тронь ее, — говорит Криворукий проникновенно, — твой труп даже не найдут.

Я ему верю.

Данка белая-белая, словно снег, ни кровинки на лице. Только в глазах горит пламя. Она не позволит себя догнать.

Она — пламя. Феникс.

Никогда раньше не видел, как это бывает.

— Данка! — кричу я.

И мы бежим.

Да… Она впереди, а я за ней. Я знаю, что в этот раз удача мне обернется, иначе не может и быть! Я чертовски хорошо бегаю.

Стоит лишь руку протянуть! Схватить, сжать, повалить на траву. Данка кричит. И тут же вспыхивает у меня в руках. Меня обдает нечеловеческим жаром.

Она горит по-настоящему, волосы, кожа. Она кричит, теперь уже не от страха, от боли…

И страшно мне.

Я не выдерживаю, отпускаю.

Не могу.

Стою, смотрю, как дурак, не в силах помочь… Не знаю, как помочь. Ведь не этого я хотел.

Я знал, что так будет, но… не думал…

Первым успевает Криворукий, быстро подбегает, накрывает ее плащом, тушит. Потом еще долго сидит, прижимая ее к себе, баюкая, словно ребенка.

Если феникс сгорит, то потеряет память, уйдет… Помню, как охотники нашли Данку в лесу, пять лет назад. Она тогда шла, натыкаясь на деревья, не понимая куда и зачем, даже говорила с трудом. Потом, постепенно, все наладилось. Говорят, ей тогда повезло, что всему научилась заново, что восстановилась. Могла бы остаться словно растение на всю оставшуюся жизнь, ее бы и кормили из ложечки… Тогда обошлось.

А теперь…

Данка рыдает, уткнувшись Криворукому в плечо.

* * *

Старый патефон играет «Раскинулось море широко». Пластинку с Марсельезой я разбил вчера, вернувшись из долгого похода. Несколько месяцев дома не был.

Данка смотрит на меня и улыбается.

Нет, не то что бы улыбается, но уголки губ подрагивают. И блестят глаза. Того огня в них нет, она спокойна. Волосы уже заметно отросли, топорщатся смешным ежиком, ей даже идет.

Сегодня последний, пятый раз, когда она должна прийти сюда. Если пять лет подряд женщину никто не может догнать, она выбирает себе мужа сама. И я даже знаю, кого она выберет. Да что уж, все знают, только делают вид, что ничего нет…

А Данка стоит голая и с огромным пузом. Ничуть не смущается. Да, это не положено. Да, это сурово карается по закону. Но вождь теперь Яруш, а он уверенно, без тени иронии говорит: «Подумаешь, располнела чуть-чуть. Хочешь беги, не хочешь — нет.»

Я-то хочу. Все еще хочу.

— Я не побегу, — спокойно говорит Данка, поглаживая живот. — Если хочешь, бери меня прямо тут.

За спиной Криворукого стоит Ивэн, за эти пять лет ставший огромным, словно скала. У Ивэна в руках карабин. Заряженный, я даже не сомневаюсь.

— Назовите имя! — говорит Яруш.

— Данка! — говорю я.

А потом поворачиваюсь и иду прочь.

Каждый знает с пеленок — женщину не догнать, пока сама того не захочет.