Дочери человеческие - [17]

Вот после этих слов и решилась Мария слазить тайком на чердак Борухова дома.

Мария так засмотрелась на корзинку, что не заметила перемены в положении спящего: тот уже не спал, затаясь, сторожко вслушивался, пытаясь понять, откуда пришла тревога. Он не шевелился, но в его спине, в полусогнутых ногах чувствовалась напряженность, готовность вскочить в любое мгновение.

У Марии от долгого сидения на корточках затекли ноги, и она пошевелилась, собираясь распрямиться. Мужчина, уловив ее движение, резко, словно подброшенный, вскакивает. Мария от испуга и неожиданности так и остается сидеть на корточках. На какое-то мгновение она даже зажмуривается.

— Ты кто? Ты кто такая? — хриплым, встревоженным голосом спрашивает мужчина.

Не поднимая головы, она отвечает:

— Я… Мария.

— Мария? Что тебе тут понадобилось?

— Я подумала…

— Что ты подумала? Говори!

— Я не знала, что помешаю вам.

Она по-прежнему боится поднять голову и видит только ботинки мужчины.

— Ты одна? — он закашлялся.

— Одна.

— Кто тебя послал? — голос его звучит отрывисто, требовательно.

Она отрицательно трясет головой.

— Никто, я сама…

Теперь он тоже молчит, только переминается с ноги на ногу.

— Так и будешь сидеть на корточках?

— Я не знаю, — несмело признается Мария, — я не знаю, что мне разрешено делать.

Тогда мужчина тоже приседает. Мария плотнее натягивает на колени юбку, но глаз поднять не решается. Ей видны большие кисти рук с обломанными ногтями, руки нелепо высовываются из коротких рукавов куртки. Обшлага на рукавах с голубыми кантами. Мария вспоминает, что такие куртки носили гимназисты. Осмелев, поднимает глаза и встречает внимательный, недоумевающий взгляд юноши.

— Вы гимназист?

— Когда-то был, — отвечает он, и в его голосе тоже слышится недоумение.

— А теперь?

— Теперь? Теперь я — волк.

Мария улыбается, расценив его ответ как шутку.

— Вы меня очень напугали.

Он пожимает плечами. Ей становится неловко, и она отводит взгляд, и тут опять видит ивовую корзинку. Теперь Мария не сомневается, что это — сын Катрины.

— Я знаю, кто вы, — говорит она, повеселев, — вы вовсе не волк, вас зовут Георг.

Она улыбается, но брови Георга сдвигаются к переносице, он поднимается. Мария тоже встает.

— Кто тебя послал сюда? — настороженно спрашивает он.

— Никто, — она уже не улыбается, — я же вам сказала…

Но он не верит ей и смотрит куда-то поверх ее головы. Мария тоже оглядывается, видит пятна солнечного света, разбитую черепицу, груды мусора и паутину.

— Тут столько паутины… — она бормочет это заискивающе, потому что ее снова стал пугать странный немигающий взгляд Георга.

Он машинально проводит рукой по лицу и волосам, смахивая паутину.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — голос его звучит отчужденно. — Откуда ты меня знаешь?

— Так вот же… — Мария показывает на корзинку. — Корзинка вашей мамы. Тетки Катрины…

Теперь он тоже смотрит на корзинку, и его лицо словно оттаивает.

— Что же ты отпиралась?

— Не знаю, — недоуменно говорит она, — разве я отпиралась?

Георг наклоняется, берет корзинку и взвешивает ее в руке.

— Да тут и вино есть и даже кулич!

— Потому что пасха, — рассудительно замечает Мария.

Крупные, обметанные лихорадкой губы Георга странно передергиваются.

— А ты не знаешь, откуда мать такую богатую снедь раздобыла?

— Купила, наверное… У вас вот тут сажа, — она касается его левой скулы кончиками пальцев.

Георг подносит к скуле руку, его губы опять передергиваются, придавая лицу выражение жесткости. Но когда он отвечает, голос его звучит мягко.

— Это не сажа — синяк.

— Синяк? — переспрашивает Мария. — Наверное, натолкнулись на что-то в темноте?

Георг не отвечает. Присев на боровок дымохода, он вынимает из корзинки припасы, раскладывает на расстеленном полотенце. Мария, наморщив лоб, заинтересованно следит за каждым его движением. Худой и высокий, он нескладен и даже немного смешон в своей гимназической форме, из которой успел вырасти. Давно не стриженные черные вьющиеся волосы падают на лоб, придавая его лицу выражение угрюмости.

Он берет бутылку и ударом ладони откупоривает.

— Красное вино… Выпьешь со мной немножко?

Мария молчит. Ему плохо видно ее лицо, мешает полумрак, тогда он встает и подходит ближе. Мария настороженно вздрагивает.

— Разве ты меня боишься?

— Нет.

— А что с матерью, почему она сама не пришла?

— Не знаю, — говорит Мария, — я думала, что она приходила. Такая корзинка только у вашей мамы, потому я и догадалась…

— Догадалась?.. — Вглядываясь в лицо Марии, Георг подходит почти вплотную.

Мария перестает дышать.

— Я плохо тебя понимаю, — он говорит тихо и раздельно. — О чем ты догадалась? Разве не ты принесла эту корзинку?

— Я? — Переведя дыхание, удивляется Мария. — Я ничего не приносила.

— А кто же? И почему тогда ты тут очутилась?

Мария молчит, и он спрашивает снова:

— Как ты сюда попала? Откуда ты узнала обо мне?

— Я залезла просто так… Там есть доска…

— Где доска?

— Ну вон там… — Мария показывает рукой в другой конец чердака. — Такая толстая доска, немного обгорелая… Сперва я залезла на дерево, потом по доске сюда, на крышу…

— А зачем?

— Что зачем?

— Зачем тебе понадобилось лезть сюда, в эти развалины?

— Не знаю, — признается Мария, — я же вам сказала: просто так.