Дочери человеческие - [11]

— Савва, я не вернусь в мастерскую! — Он слушал ее хриплый от волнения голос, не вникая в смысл слов. — Я не вернусь и домой. Ты слышишь меня, Савва?

Он кивнул, хотя все еще не понимал ее.

— Савва, я пойду к тебе. О т с ю д а  я пойду только к тебе!

— Почему? — спросил он.

Ева усмехнулась — ласково и покровительственно.

— Куда же мне идти, Савва?

Медленным, почти усталым жестом она развязала ленты старого капора, сняла его и бросила прямо наземь. Наконец он смог погладить ее по голове, как маленького ребенка. Он гладил ее волосы, ее щеки, он легко и осторожно прикасался к ее строгим бровям.

— Савва! — требовательно повторяли ее губы. — Я буду твоей женой. Я не смогу жить без тебя, Савва…

Он все еще был переполнен тихой нежностью, был благодарен за ее доверчивость, но настойчивое тело девушки все ближе и крепче прижималось к нему, и он уже чувствовал, как нарастают в нем ответное волнение и желание. Он все еще пытался совладать с собой, со своим бухающим сердцем, но руки Евы цепким кольцом охватили его шею. Ее худенькое тело стало тяжелым.

— Ева! — Он уже не мог бороться. Он готов был заплакать от смятения чувств.

Губы Евы были полуоткрыты, они улыбались. Он поцеловал ее в губы, поцеловал шею, его ладонь легла на маленькую грудь, и он услышал, как призывно стучит ее сердце.

Они шли, держась за руки, и лицо Евы светилось гордостью. Он так и не успел, не смог ничего сказать ей о тех препятствиях, что стояли между ними. Сейчас они уже казались ему преодолимыми, потому что он не мог думать ни о чем другом, кроме Евы. Кроме ее любви, ее смелости. Он сжимал ее тонкие пальцы, и они отвечали ему пожатием, лицо любимой поворачивалось к нему, освещенное солнцем и счастьем. Он был переполнен благодарностью. Савва видел, что на них оглядываются встречные: слишком откровенными были их радость и любовь, но это не смущало его, а наполняло ликующим торжеством.

Такими они и предстали перед бабушкой.

В маленькой комнате с двумя подслеповатыми оконцами было сумрачно, и они не видели выражения бабушкиного лица: та сидела спиной к окну, штопая куртку. Но Савва заметил, как опустились руки бабушки, и вся она замерла, подавшись им навстречу. В комнате повисло молчание.

Савва искал слова, которые могли бы выразить все, что произошло между ним и Евой, все то, что они чувствовали, что решили, но таких емких слов он не мог найти. Ева стояла рядом и спокойно ждала. Он почувствовал ее спокойствие, ее непреклонную уверенность и сказал:

— Бабушка, теперь Ева будет жить с нами.

Бабушка молчала. Она не шелохнулась, будто не слышала слов внука.

— Теперь нас будет трое, бабушка. — Савва помолчал и добавил: — Теперь нас  о п я т ь  будет трое.

— Ей негде жить? Почему она должна жить у нас? — нарочито спокойно осведомилась бабушка. Она хитрила, и Савва понял ее хитрость.

— Где же должна жить моя жена, бабушка, если не с нами?

— Твоя жена? О ком ты говоришь, Савва?

— Я говорю о Еве.

И в комнате снова воцарилось молчание. Потом бабушка тихо спросила:

— Ты ей сказал все?

Савва знал, о чем она спрашивает.

— Нет.

— Тогда скажи.

— Я скажу потом.

Но бабушка покачала головой.

— Так не годится. Ей все надо сказать сейчас. Она еще может передумать.

— Она не передумает.

Бабушка поднялась с лавки, держась за поясницу, медленно подошла к ним. Она мельком скользнула по лицу внука, но в Еву вглядывалась пристально и настороженно.

— Видишь, — проговорила она, вытаскивая из-за пазухи крест, — а у тебя другой бог…

— Если только это… — голос Евы дрогнул и тут же окреп. — Я тоже буду носить крест. — Она смотрела прямо в глаза старой изумленной женщине: — Я люблю Савву, я буду любить его бога.

— У него нет бога! — громко возразила старая Александра. — Он же тебе ничего не сказал.

— У тебя нет бога? — Ева повернулась к Савве. — Это правда, Савва?

И он ответил:

— Ты же слышала, что сказала бабушка.

— Тогда и у меня… не будет бога. Я верю Савве, он знает лучше меня, есть бог или его нет.

— Господи! — Александра даже отстранилась. — Так легко отказываться от бога?

Ева молчала.

— Ну так я скажу тебе главное: он коммунист. Наш Савва — коммунист.

У Евы расширились глаза, и она заметно побледнела.

— Вот видишь, — тихо проговорила бабушка, — этого он тебе и не сказал.

Теперь, весь напрягшись, Савва ждал, что ответит Ева. Она подняла глаза и встретилась с его взглядом.

— А разве коммунист не имеет права жениться? — спросила она. — Я не могу быть твоей женой, Савва?

— Почему же… Кто тебе сказал? — Савва не спускал с нее взгляда. — Я такой же человек…

— Так, значит, я могу быть твоей женой, это вам не запрещают?

Он засмеялся, полов плечами.

— Я буду твоей женой, Савва, — спокойно сказала Ева, обращаясь к нему через плечо бабушки.

— Но ты же из дома Боруха! — Александра взяла Еву за плечо. — Думаешь ли ты, что говоришь?

— Я ушла из его дома. У меня больше нет другого дома, кроме вашего.

— Что ты с нею сделал, Савва? — Руки старой женщины тряслись от волнения. — Что ты натворил, Савва?

Но вместо Саввы ответила Ева:

— Это я так решила, бабушка. — Она попыталась приблизиться, но Александра отступала, выставив перед собой руки отстраняющим жестом. — Я не могу жить без Саввы! Я его жена!