Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера - [12]

— Нет, я многому научилась. Спасибо вам, сэнсэй.

Возможно, воображение рисовало мне некий романтический образ — я, исправившаяся преступница, возвращаюсь, чтобы поблагодарить учителя, которому не наплевать на мое будущее. Но жизнь оказалась не похожей на кино.

— Заходи ко мне, когда хочешь, — сказал он, потрепав меня по плечу.

— Да, конечно… ладно, — пробормотала я в смущении.

Косукэ, ждавший меня у школьных ворот, дал по газам. Взревел двигатель. — Извини, Косукэ.

Когда я вскочила на его розовый «Кавасаки-FX», Косукэ нажал на клаксон, который заверещал вступительной темой из «Крестного отца», проигранной на высокой громкости.

Нет, я нисколько не изменилась, но тогда еще не знала, что мою семью впереди ждут большие перемены.

Глава III «Спиды»

Дурная репутация нашей семьи сорвала планы брата на помолвку и брак. Родители его невесты решили подробнее разузнать о нас, и то, что они выяснили, им совсем не понравилось. Когда они пришли объяснить, почему не разрешают своей дочери выйти замуж за Дайки, то не стали скрывать своих чувств:

— Одна из ваших сестер сидела в тюрьме, а другую отправили в исправительную школу. Мы считаем, что такая семья совершенно неприемлема для нашей дочери.

Разумеется, у них не хватило храбрости сказать: «Извините, вы нам не подходите, потому что ваш отец — якудза». Впрочем, возможно, тот факт, что у двух сестер Дайки уже имелись судимости, и послужил последней каплей, положившей конец его отношениям с несостоявшейся супругой. Я чувствовала себя паршиво, понимая, как подвела своего ни в чем не повинного брата, серьезного и трудолюбивого парня.

— Ты тут ни при чем, — сказал Дайки, — просто, видимо, не судьба мне жениться. Если она отказала мне по такой ничтожной причине, значит, она не тот человек, с кем бы мне хотелось прожить всю свою жизнь.

Но я-то понимала, мы его здорово подставили.

По округе пошел гаденький слух: Дайки все еще холостяк, так как с ним «что-то не так». Почему люди вечно лезут не в свое дело и распускают сплетни? Мы были братом и сестрой, но при этом совершенно не походили друг на друга. Зачем понадобилось мешать нас в одну кучу?

На душе было отвратительно, но я даже на секунду не подумала о том, чтобы завязать со своим разгульным образом жизни.

Тем летом папа тяжело заболел. Он подхватил туберкулез, был на грани смерти, но каким-то образом все-таки выкарабкался. Хотя к нему и вернулся естественный цвет лица и он снова начал потихоньку ходить, крепкий и дородный главарь банды превратился в изможденную тень. Моя мать все свое время посвящала воспитанию На-тян, которая еще была маленькой, а теперь ей приходилось управлять также и делами отца, покуда он сам лежал без сил. Маки недавно вышла замуж и переехала жить в семью мужа. Заботиться об отце было некому, поэтому следующие несколько месяцев, пока он снова не встал на ноги, с ним провела я.

Конечно же, я оставалась янки. Я была в том возрасте, когда хочется весело проводить время. Паршиво, что я не могла оттягиваться с друзьями, но я верила, что мне каким-то образом под силу ускорить выздоровление папы, поэтому не отходила от него ни на шаг.

Однако у нас были и другие проблемы. Папа лежал в отдельной частной палате, которая обходилась гораздо дороже, чем обычная койка. Если ему хотелось чего-нибудь, я отправлялась за покупками в магазин при больнице, который чудовищно накручивал цены, это тоже наносило ощутимый удар по семейному бюджету. К тому времени у нас уже начались финансовые трудности, так что вопрос с деньгами стоял очень остро.

Каждый день в палату проведать папу наведывалась сухонькая старушка по имени Фудзисава-сан, одна из его соседок по клинике. Она еще в юности стала инвалидом и большую часть жизни провела в разных больницах, но это ничуть не мешало ей всегда оставаться жизнерадостной. Она была очень вежливой и живо интересовалась миром за пределами больничных стен.

— А вас как зовут, сударыня? — впервые увидев меня, спросила старушка мелодичным голосом, похожим на пение птицы.

— Сёко.

— Правда? Можно я буду вас называть Сёко-тян? И на ты?

— Пожалуйста.

— Сёко-тян, у тебя волосы чудесного цвета. Ты не станешь возражать, если я их потрогаю?

— Трогайте, пожалуйста.

— Я никогда прежде не касалась русых волос. Они такие мягкие, совсем как у куклы, — женщина деликатно рассмеялась.

Фудзисава-сан говорила со мной как с равной, не обращая внимания на мой вид девочки-янки. Я раньше не встречала взрослых, которые бы относились ко мне с такой искренней сердечностью. Мы быстро подружились и часто гуляли по крошечному больничному садику. Беседы с этой пожилой дамой успокаивали мою душу. Воздух в саду был напоен свежестью, и, когда я делала глубокий вдох, казалось, он очищает мои легкие, которые обычно наполнял сигаретный дым.

Иногда я делала наброски цветов и растений. Я их не срывала, мне казалось, растениям не понравится, если их поставят в крошечную вазу и начнут громко восхищаться ими. Здесь, в садике, цветы мало кто мог увидеть, но я чувствовала, что они предпочтут увянуть в своем родном укромном уголке. Пожалуй, эти мысли заронила в меня доброта Фудзисавы-сан. Она уговаривала отца писать хокку, всячески его в этом поддерживая, а одно из стихотворений даже включила в конкурс, организованный обществом любителей и сочинителей хокку, членом которого являлась. Папа даже выиграл приз. Я поняла, что Маки одержала победу в трех конкурсах стихосложения потому, что пошла в отца. Начиная с этого времени папа влюбился в хокку. Поддержка Фудзисавы-сан воистину помогла ему побороть болезнь и отвлечься от мыслей о денежных неурядицах.