Дочь степи. Глубокие корни - [67]
Размахивая дубинкой, он подошел к двери и стал звать крестьян:
— Чего застыли? Идемте!
К нему подошли несколько человек.
— Стреляй! Не боюсь! — снова крикнул он, бросаясь на комсомольца с дубинкой.
Но парень не стрелял — у него не было ни одной пули. Все же он не сдавался. Размахнувшись, ударил «бляху» по лицу, вышиб зуб. Стал ожесточенно наносить удары направо и налево. Но он один был не в силах справиться с озверевшей толпой. Улица, двор, изба наполнилась смутьянами. Лавой кинулись они на комсомольца и смяли его. Ему переломали руки, ноги. Из живота вывалились внутренности, из разбитой головы выступил мозг. Руки избивавших были перепачканы липкой кровью. Человек с бляхой суетился больше всех. Он успел подвязать щеку и, проталкиваясь вперед, выкрикивал:
— Чего смотрите? Он над религией надругался, богачей обижал! Хотел коммуну образовать! Грабил наш хлеб! Чего смотрите? Все семя его прикончить надо…
С звериным воплем нагнулся он над еще живым комсомольцем и, схватив за сломанную руку, поволок окровавленное тело на улицу. Улица кишела возбужденной толпой. С другого конца деревни приволокли еще одного избитого. Это был сельский учитель Хабиб Джагфаров. При виде истерзанного учителя старик, пискливым голосом выкрикивавший недавно слова такбира, недоуменно спросил:
— Зачем Хабиба трогаете? Ведь он не коммунист!
Толпа заволновалась.
— А ты какой защитник? Иль того же захотел? Хабиб — собака! Он хоть и не коммунист, а их песни поет. Бей его! — крикнул человек с бляхой.
— Правильно!
— Бей!
— Бе-е-й!
Кто-то подвел молодого беспокойного жеребца. На шею его был накинут хомут с привязанным к нему длинным арканом. Верхом на жеребце сидел молоденький паренек.
Под руководством «бляхи» несколько человек уложили комсомольца и учителя рядом на снег, прочно, чтоб не оборвалось, опоясали арканом. Потом с криком «Гайда! Гайда!» хлестнули жеребца.
Испуганный гиком, жеребец сорвался с места и, взметая снег, помчался по улице, таща за собой окровавленные тела. Их подкидывало вверх, кидало из стороны в сторону, облепило снегом. Тела метались, похожие на громадные белые глыбы. Из подворотен с лаем выбежали собаки. Плакали от страха дети. А жеребец все мчался и мчался с непривычной ношей…
В это время на другом конце деревни показалась толпа, черным пятном выделявшаяся на белом снегу. Над головами маячили вилы, дубины и топоры.
Всех охватило замешательство.
Не успели разобрать, в чем дело, как заметили отряд, догонявший толпу. Затакал пулемет. Улица вмиг опустела. Скрылся куда-то и паренек, сидевший на жеребце. Лошадь, брошенная на произвол судьбы, кинулась к чьим-то воротам. Окровавленная голова учителя застряла между двумя столбами. Лошадь дернулась раз, дернулась два, но голова засела крепко. Вблизи тявкнула собака. Жеребец, как шальной, рванулся в третий раз. Голова, оторвавшись от туловища, повисла между столбами. Жеребец, волоча обезглавленный труп учителя и измятое тело комсомольца вбежал во двор.
Тем временем в середине деревни, напротив дома, где прежде помещался Совет, приступил к работе штаб. Первыми пришли сюда Фахри и Шенгерей.
— Насилу избегли смерти. Джиганша-бабай укрыл нас на своем сеновале, — заявили они.
Штаб окружили бедняки крестьяне, которые во время кулацкого восстания попрятались по чердакам, овинам, погребам. Два батрака привели человека с бляхой.
Фахри в сопровождении вооруженного красноармейца-татарина пошел разыскивать жертвы восстания.
Его обступила стайка ребят.
— Дядя коммунар, дядя коммунар! Они здесь! Вот они!
Пошли. Лошадь, дрожа от страха, стояла, уткнувшись в плетень. Около окровавленных трупов метались собаки. Аркан отвязали. Лошадь впрягли в сани, положили на них трупы и оторванную голову и повезли в штаб.
Командир батальона Вильданов спросил человека с бляхой, указывая на трупы:
— Узнаёшь?
Тот молчал. Командир спросил снова, но снова не получил ответа.
— Ты немой, что ли?
— А чего говорить-то! Все равно бесполезно, — отозвался тот.
Вильданов отдал распоряжение. Тут же, в присутствии собравшегося народа, человека с бляхой расстреляли у забора.
Восстание успело охватить несколько деревень. Поэтому, организовав ревком, председателем которого был избран Фахри, Вильданов во главе батальона двинулся дальше.
XXII
Низамий лошадь не распрягал. Как только батальон покинул деревню, он подтянул сбрую, уложил на сани Зифу и переулками, задами выехал из деревни. Благополучно миновали несколько деревень, но когда они подъехали к городу, стало беспокойнее. Из бедных, маленьких домишек то и дело выходили вооруженные, останавливали лошадь, обыскивали. Муку и крупу Минзифа спрятала за пазуху, но и это не помогло — отобрали.
— Не плачь, бабушка, — успокоил ее Низамий. — Если благополучно доберемся до города, я дам тебе целых пять фунтов крупы.
Старуха немного повеселела. Все ее помыслы были сосредоточены на том, чтобы в целости довезти до дому, что осталось. Горячо просила она бога помочь ей. Но бог не внял ее молитвам.
Вдали показались фабричные трубы. При виде их надежда на скорый благополучный приезд окрепла. В маленькой деревушке, которую никак нельзя было миновать, их остановили.
Хабу Кациев — один из зачинателей балкарской советской прозы. Роман «Тамада» рассказывает о судьбе Жамилят Таулановой, талантливой горянки, смело возглавившей отстающий колхоз в трудные пятидесятые годы. Вся жизнь Жамилят была утверждением достоинства, общественной значимости женщины. И не случайно ее, за самоотверженную, отеческую заботу о людях, седобородые аксакалы, а за ними и все жители Большой Поляны, стали называть тамадой — вопреки вековым традициям, считавшим это звание привилегией мужчины.
Книга — о событиях Великой Отечественной войны. Главный герой — ветеран войны Николай Градов — человек сложной, нелегкой судьбы, кристально честный коммунист, принципиальный, требовательный не только к себе и к своим поступкам, но и к окружающим его людям. От его имени идет повествование о побратимах-фронтовиках, об их делах, порой незаметных, но воистину героических.
Зима. Степь. Далеко от города, в снегах, затерялось местечко Соленая Балка. В степи возвышается буровая вышка нефтеразведчиков, барак, в котором они живут. Бригадой буровиков руководит молодой мастер Алексей Кедрин — человек творческой «закваски», смело идущий по неизведанным путям нового, всегда сопряженного с риском. Трудное и сложное задание получили буровики, но ничего не останавливает их: ни удаленность от родного дома, ни трескучие морозы, ни многодневные метели. Они добиваются своего — весной из скважины, пробуренной ими, ударит фонтан «черного золота»… Под стать Алексею Кедрину — Галина, жена главного инженера конторы бурения Никиты Гурьева.
В сборник вошли созданные в разное время публицистические эссе и очерки о людях, которых автор хорошо знал, о событиях, свидетелем и участником которых был на протяжении многих десятилетий. Изображая тружеников войны и мира, известных писателей, художников и артистов, Савва Голованивский осмысливает социальный и нравственный характер их действий и поступков.
Илья Зиновьевич Гордон — известный еврейский писатель, автор ряда романов, повестей и рассказов, изданных на идиш, русском и других языках. Читатели знают Илью Гордона по книгам «Бурьян», «Ингул-бояр», «Повести и рассказы», «Три брата», «Вначале их было двое», «Вчера и сегодня», «Просторы», «Избранное» и другим. В документально-художественном романе «Под жарким солнцем» повествуется о человеке неиссякаемой творческой энергии, смелых поисков и новаторских идей, который вместе со своими сподвижниками в сложных природных условиях создал в безводной крымской степи крупнейший агропромышленный комплекс.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!