Дочь степи. Глубокие корни - [46]

Слова старика вывели Айшу из оцепенения:

— Зачем так говорить, Гимадий-абзы? Откуда ты взял, что они враждовали?

— Чему удивляешься? А от чьей руки на лбу кочегара шрам остался?

— Только-то? Да с кем в молодости греха не бывает? Фахри всегда говорил: «Кочегар мой революционный учитель».

Но старик не дал Айше докончить:

— А ты, сношенька, не горячись. Ведь и мы Садыка знаем: снаружи он друг, а изнутри черная змея.

— Напраслину на человека взводишь, — ответила Айша, но дальше спорить с ним не стала, решив, что следствие докажет всю нелепость такого предположения.

Слова Гимадия возмутили и Шаяхмета. Он все время сдерживался, чтобы не сказать какой-нибудь резкости, но под конец не выдержал:

— Эх, бабай! Видно, правда говорится: «На чью телегу сядешь, того и песню запоешь». Кажется, ты стал подпевать сырьевщику Валию.

Но Шенгерей перебил его:

— Беги, Шаяхмет, в кузницу, скажи зятю — пусть скорее идет сюда. Слышишь ведь, что о нем здесь наговорили?

Курсант ловчее подтянул ремень, плотнее нахлобучил шлем и, быстро зашагав к лесу, вскоре исчез в березняке, тянущемся до самого Байрака.

А в это время на другом конце деревни остановилась у ворот околицы сивая лошадь, впряженная в тарантас.

Шенгерей с первого взгляда узнал и хромого мерина и сидящего в тарантасе Петрова. При виде знакомой упряжки Тимеркаеву стало как будто легче.

Убийство Фахри — большое горе. Но этого мало. Теперь невесть что заговорили о кочегаре Садыке. Тут и шкворень, и шрам… Сколько ни думал Шенгерей, никак не мог разобраться в этой запутанной истории. Еще утром он сообщил в волисполком о том, что найден труп, и с нетерпением ждал приезда начальства…

Какой-то мальчуган открыл ворота околицы. Лошадь затрусила по широкой деревенской улице.

— Тише, вы! — крикнул Шенгерей шумевшей толпе. — Вон едут, разберут, все раскроется…

II

Наконец напали на след известного вора по кличке «Чумар». Арестовали несколько бандитов, от которых трепетала вся округа. Дознание установило причастность к делу одного из работников волисполкома. Подозрение коснулось секретаря машинного товарищества «Трактор» и заместителя председателя правления кооператива.

Для ведения следствия по раскрытию столь важного преступления был назначен чуваш, коммунист Паларосов.

Он четверо суток вел следствие, допросил свыше пятидесяти человек, арестовал двенадцать преступников и под стражей отправил их в город.

Покончив с этой частью дела, Паларосов собрался ехать на пристань, но не успел сесть в тарантас, как услышал окрик:

— Товарищ Паларосов! Товарищ Паларосов! Остановитесь на минутку!

К нему спешил Петров, агент уголовного розыска.

— Из Байрака человека прислали. В овраге Яманкул обнаружили труп Фахри… Мне нужно ехать. Что вы думаете делать? — спросил он, но в вопросе ясно сквозило желание, чтобы Паларосов сопровождал его.

Паларосов задумался. Сегодня в городе открывается партконференция, он, как делегат, должен прибыть своевременно, принять в работе активное участие. В повестке дня стоят два важных экономических вопроса. А с другой стороны, он, как следователь, узнав о преступлении, должен немедленно ехать по вызову.

— Когда отходит пароход?

— По расписанию — в семь… На часок опоздает…

«Может, успею», — подумал Паларосов, а вслух произнес:

— Поедем в Байрак. Распорядитесь, чтобы нас сопровождал милиционер, а также вызовите доктора, — может, придется произвести вскрытие.

Ярко светит солнце. Все кругом спешит одеться в весенний наряд.

Нынче апрель был холодный, даже первая половина мая прошла в пасмурных днях. Но вот уже неделя, как солнце стало пригревать землю. Пронеслось несколько гроз, и воздух после них потеплел. Природа ожила, все зазеленело, закудрявилось.

Помолодели луга, поля, леса. Их молодая зелень ласкает взор. Выглянули желтые, белые, голубые цветочки, маня пестрых мотыльков. Пчелы наполнили окрестность веселым жужжанием. Высоко в небе взвились жаворонки, важно зашагали за пахарем черные грачи. Захлопотали в кустах всякие птахи, занятые устройством гнезд для будущих птенцов.

Вышли в поле и пахари. Тяжелыми плугами разрыхляли они землю, засевали ее зерном в надежде собрать осенью богатый урожай. Яркие лучи солнца укрепляют надежду хлебопашца. Полосы озимых и яровых всходов, готовая зацвести гречиха углубляют его радость. В нем пробуждается надежда; как за суровой зимой пришла ласковая весна, так и после тяжелой жизни наступит счастливая пора…

По черной дороге, проползшей змеей между всходами хлебов, тарантас подкатил к мелкой речонке. Вода в ней не доходила до половины колес, переправа была нетрудной. Лошадь медленно взобралась на гору и затрусила по влажной дороге, разделяющей небольшой лесок на две половины. От самой опушки леса снова начинались поля, а за ними сверкала голубая гладь реки.

Это Волга.

Когда путники выехали из леса, по ней медленно плыл длинный плот. Построенные на нем деревянные домики казались игрушечными, а суетившиеся около них люди — букашками. Заигрывают с плотом резвые волны, подкатывают к нему то с правого борта, то с левого, хотят добраться до домиков, но это им не удается, и волны отступают от плота, ища новых забав.