Дочь степи. Глубокие корни - [13]

— Истинную правду говорит старуха. Пора девичества — золотая пора, а как станешь снохой, жизнь нахмурится, — подхватили женщины, расстилая скатанный войлок.

Потом стали поливать его горячей водой из котлов и добавлять, где нужно, шерсть.

Из большой юрты послышался голос байбичи Алтын-Чач. Девушка направилась было к матери, но в это время к юрте сзади подъехала двухколесная арба, в которую был запряжен тощий вол. Правила волом старуха. Женщины побросали работу и обступили арбу.

— Добро пожаловать, матушка! — приветствовала Айбала старуху, помогая ей выбраться из лубочного короба тележки.

Это была дальняя родственница батрака Джолконбая, та самая старуха из аула Ахмета, которая избила Азымбая. Поздоровавшись с собравшимися, старуха со слезами поведала:

— Пес Байтюра обвинил единственного моего сына в убийстве русского начальника, выставил ложных свидетелей, отправил его на каторгу, последнюю кобылу продал за подать. Куда деваться мне, полоумной старухе? Биремджан-эке сказал мне: «Поезжай к брату своему в джайляу Алтын-Куль. Сарсембай тебя и накормит и оденет. Будешь смотреть за скотом, валять войлок, вить веревки…» Могу ли ослушаться почтенного аксакала?.. Запрягла вола и тронулась в путь. Как быть? Иль не найдется могилы для дряхлой старухи?

И тут же путаясь рассказала о том, как она избила посла Байтюры Азым-эке.

— Ты — близкая родственница Джолконбая, росла в этом ауле. Перестань плакать. Пока жив Сарсембай, с голоду не умрешь, — стали в один голос утешать ее женщины.

Карлыгач-Слу схватила палку старухи и побежала с ней в большую юрту, к отцу.

XIV

Вот уже два дня девушка чувствовала, что отец холоден с ней. Вестью о том, как оскорбили человека, посланного кровным его врагом, она надеялась вновь снискать его расположение.

Она подошла к отцу, сидевшему в юрте за чаем, и со смущенной улыбкой сказала:

— Отец, дочь пришла к тебе с новостью. Что подаришь?

Сарсембай притянул Карлыгач к себе, погладил ее по голове.

— Колончагым, ты же моя единственная! Пусть собака сожрет то, что я пожалею для тебя. Скажи, что у тебя за новость, а я дам тебе что попросишь.

Лицо девушки озарилось детской радостью.

— Ах, отец, целый год прошу пегого жеребца, сына сивой кобылы…

Старик пришел в отличное настроение.

— Ладно, — сказал Сарсембай, — если новость твоя приятная, сегодня же поедем в табун, получишь пегого жеребца.

Карлыгач выбежала из юрты, а через минуту вернулась, ведя под руку грязную старуху с растрепанными волосами.

— Вот старуха, а вот ее палка, которой она избила посланца Байтюры старого Азымбая, — сказала девушка.

Сев за самовар, она стала разливать чай.

— Добро пожаловать, матушка! Садись на почетное место, — приветствовал вошедшую Сарсембай, не вставая однако.

Старуха села на кошму и после обычных расспросов о здоровье скота и людей передала поклон от аксакала Биремджана.

— Если не прогонишь, приехала укрыться под твое крылышко, — добавила она.

— В доме казаха таких слов не говорят. Степь широка, джайляу велико, в нашем роду для одной старухи место найдется. К тому же ты ведь выросла в этом ауле, — сказал бай.

Старуха медленно, но довольно путано, вдруг обратись к Байтюре, словно видя его перед собой, начала рассказ о величайшем событии своей жизни:

— На сивом бегуне Байтюры, уздечка серебряная, плеть в руке. Не выдержало мое сердце, взяла я палку, стала ждать его выхода… Зачем приезжал, не знаю, но, Байтюра, да будет проклят твой отец, это твой посланец?.. Аксакал не сказал, спросить у почтенных людей не посмела… «Ты Байтюра… Да будет проклят твой отец, да опоганится могила твоих предков! — сказала я и огрела Азымбая палкой по голове. — Ты облезлый пес, за кость, кинутую Байтюрой, сторожишь его грехом накопленное богатство, ты шелудивая собака…» Не дали избить… В слезах провела я ночь, а наутро приехала к тебе. У аксакала спросить не посмела, но кажется мне, что старый пес Азым приезжал с намерением помирить наш народ с Найманами… Так сказала его сноха…

Снаружи послышался конский топот. Старуха и Карлыгач-Слу вышли.

Вошли четверо казахов с плетками в руках, одетые, несмотря на жаркий день, в кепе, большие сапоги и малахаи. Поздоровались. Бай встретил их приветствием.

Гости, каждый сообразно своему положению и достатку, расселись, поджав ноги.

— Сегодня годовщина со дня смерти Кашкарбай-худжия. Едем на поминки. Решили узнать о здоровье, отведать кумыса, приветствовать достойных, — сказал один из них, толстый казах по имени Этбай.

Бай ответил:

— Добро пожаловать.

Вошла тукал, несколько раз помешала мутовкой в большом саба, налила объемистую чашу кумыса и поставила ее перед Сарсембаем.

Много говорили о положении народа, о том, что для кочевья не остается хороших джайляу, о том, что большие озера и прекрасные пастбища перешли в руки русского начальства, а у казахов не осталось земли не только для выгона скота, но даже для могил. Бай, не переставая помешивать кумыс, то и дело наполнял чаши.

Далее разговор перешел на болезнь Байтюры, на партийные распри, которые возникнут после его смерти. В юрту вошла байбича Алтын-Чач в белом покрывале. Гости, не вставая с мест, поздоровались: