Дочь предателя - [85]

Шрифт
Интервал

.

Да, отцу новый мост понравился бы.

Особенно сейчас, в третьей трети весны, когда рано светлеет, и видно далеко, и вантовые шатры над головой ярко-белые, и вода сине-серая серебрится.

Солнце выползло из облаков, отражается в Башне. Похоже на сияющий глаз, — я отмечаю это про себя, когда быстро бросаю взгляд на лахтинский берег, по-утреннему темный.

«Посмотри, какой тут ровный асфальт, какая четкая свежая разметка, — говорю я молча отцу. — Ты сделал все, что мог, ради моего будущего. Посмотри. Ты доволен?»

В этот момент мне кажется, будто я чувствую его легкую, легче воздуха, радость — за меня, за мою дорогу, за движок от General Motors; работает без сбоев и поломок, знай не пропускай ТО. Даже руку невесомую чувствую — будто он сидит за рулем рядом со мной, или вокруг меня, и тоже крутит мою баранку, легкую, с гидроусилителем. Все же я не вполне христианка.

Я позволяю себе разговаривать с ним два с половиной километра, от 17-го до 20-го, после сосредотачиваюсь на дороге, потому что — вот уже она — полоса въезда от Ушаковской развязки, и ну что ж что раннее утро и выходной, мало ли кто-нибудь вынырнет неожиданно; я привыкла здесь сосредотачиваться.

Я еду на дачу: завтра включают воду, нужно проверить краны и сразу же и заплатить. Да, лето на носу.

Второй раз включаю диктофон внизу, развернувшись в сторону Лахты. Привыкла, пока о них вспоминала. Как ни странно, вспоминается лучше.

Пусто, будто все уже за городом. На улицах никого. Вон только мужчина выходит из подворотни с двумя собачонками. Сам здоровенный, собачонки крохотные. Йорк и кто-то на тонких ножках, не успеваю разглядеть кто. Больше ни единого человека. Ага, вон дальше — женщина. Переходит через дорогу в неположенном месте; ей лень тащиться до перехода, дорога пустая — только я и в соседнем ряду сзади «Фольксваген», и все. Еще дальше — мальчишка. Бежит по велосипедной дорожке в белых шортах и красной футболке. Старушенция с финскими палками…

Тут я останавливаю себя. По виду эта старушенция моя ровесница, а о себе я так не думаю. «Смотри-ка, — говорю я отцу, — вот как уже можно назвать твою дочь: старушенция. Немножко странно, правда?... Господи, ведь это и есть то самое «будущее», ради которого бились. Неужели все было ради того, чтобы я стала старухой, чтобы считала от нечего делать прохожих, беспокоилась о дачных кранах?»... В моих вопросах нет смысла, и я прекрасно это понимаю. Все-таки притормаживаю, съезжаю в рукав, стою там, не знаю сколько (не посмотрела на часы на торпеде), пытаюсь вспомнить хоть что-то, что оправдывало бы мою ничтожность в сравнении с тем, какой это далось ценой (дети не считаются, дети — само собой, и они давно взрослые, у них свои вопросы). Ничего путного вспомнить не могу, хотя наверняка сделала в жизни что-то хорошее… Сержусь: при чем тут «хорошее», дело не в «хорошем» и не в оправданиях, а в цене. В памяти вдруг всплывает «за жизнь воевал, чтоб ты сдох». Я соглашаюсь с тетей Лизой: да, конечно, за жизнь, с этим не поспоришь. Только вот цена за мою жизнь кажется мне чрезмерной. Она огромней, чем даже смерть, потому что и смерть с ней не примиряет. Все они прошли через ад. Ради меня? Я не хочу принимать такие жертвы… Пап, говорю я вслух громко, ей-богу, лучше бы я стала буддисткой. У них — реинкарнация. Попытка номер два и так далее... Хмыкаю. В самом деле, нашла место/время спорить с Господом Богом.

Смотрю на часы.

Пора двигаться дальше. «За бортом» тепло, облака разошлись, день будет солнечный, я проведу его хорошо — им понравится.

Восемь часов двенадцать минут. За деревьями — яркое пятно — зеленая машина. Деревья яркости еще не набрались, стоят дымчатые. Теперь начнут набираться с каждым днем... Не прозевать бы заправку…

Ночевать я осталась на даче, хотя к вечеру похолодало. Позвонила мужу, сгоняла в лавку, купила еды на ужин. Затопила голландку дровами из прошлогодних запасов. Включила на веранде обогреватель, устроилась в кресле под пледом. Попивала из кружки чай и от нечего делать глазела на огромную луну в облаках, похожих на тени.


2018–2020





Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.