Дочь предателя - [78]

— Без команды не бросится. Выучка. Но собака он собака и есть. Надежнее придержать, — сказал старик.

В доме нас встретило дровяное тепло и запахи казенной кухни.

— Проходите, проходите, — хлопотала Андревна, которая, как мы уже узнали, занимала в интернате две должности: воспитателя и заместителя директора. — К печке-то поближе. Кто же по морозам к нам ездит в пальтеце да в кожаной-то обуви. Да в такой-то шапчонке. У нас тут валенки, ватники. У нас лес, зима…

Из-за внутренних дверей, которые отделяли от нас другую часть дома, неслись детские голоса. На секунду голоса стали громче, когда вернувшийся сторож прошел внутрь распорядиться, чтобы нам принесли обед.

— Бесятся без прогулки, — пояснила Андревна. — А не вывести. Мороз.

Она повесила на крючок ватник, развязала платок, повязанный под ватником через грудь крест-накрест.

— Так кто нужен-то? Кого ищут? От кого письмо? — спросила она, переложив две стопки тетрадей со своего стола на другой — скорее всего, на директорский, — под зеленым сукном, и ставя перед нами чайные стаканы.

Мы, раздевшись, сидели на табуретках у печки.

— Разуйся, — посоветовала она Лене. — К печке ступни приставляй.

— Спасибо, — сказал Леня и стал, нагнувшись, развязывать шнурок.

Потом выпрямился, сказал спокойным голосом:

— Нужен нам Вениамин, по фамилии, вероятней всего, Чапаев. Судя по нашим данным, — добавил он.

Андревна застыла на месте с сахарницей в руках.

— По каким таким вашим данным?

— По данным, полученным от родственников из Харькова. Такие у нас сведения.

Андревна ответила не сразу.

— Эти могут, — не совсем понятно сказала она после паузы, упавшим голосом.

— Да, — схитрил Леня. — Именно.

— Вот что, — сказала она, тяжело опускаясь за стол. — Ешьте-ка и шагайте отсюда.

— Здрасьте, — сказал Леня. — Не имеете права препятствовать Гостелевидению…

— Да хоть препятствовать, а хоть нет! — ответила та. — Не нравится, езжайте в милицию. Тогда вам — в район. У нас нету никого. Ни директора, никого. Хотите — ждите дожидайтесь, не хотите — проваливайте.

— Будем ждать, — ответил Леня твердо. — Сколько понадобится.

Они замолчали.

Я подумала, что зря я так долго валандалась. Совсем поглупела на чужих-то харчах.

— Большой шум вам, похоже, ни к чему, если я правильно понимаю, — сказал Леня тихим и строгим голосом. — А я его подниму, если не объясните, в чем дело. Можете не сомневаться, — пообещал он. — Я на государственные деньги езжу, не на свои. И зря государственными деньгами не швыряюсь.

Андревна посидела, подумала.

— Сбежал паршивец, — сказала она. — Вчера, наверное.

— Что значит: наверное?

— А то и значит. Откуда знать точнее-то? Может, вечером, может, утром. Перед завтраком обнаружили. Как повадился, подлец, бегать, так ведь и бегает. В прошлом годе хоть морозы пересидел. Кто же знал, что ему в такой холод приспичит.

— Значит, директор…

— И директор, и участковый наш здешний, — она затрясла головой, закачала, закивала в ответ на Ленин вопрос. — Если к вечеру не найдут, придется звонить в район. Куда ж деваться.

Если к вечеру не найдут…

Мы все посмотрели на заиндевевшее окно.

Может ли быть, чтобы сбежавший из интерната ребенок уехал местным автобусом? Мог ли его кто-нибудь подобрать?

— Как добраться до станции? — спросил Леня.

— Если не автобусом, так только попуткой. Совхозные грузовики тут ездят, поселковые… Автобусников-то спрашивать без толку. Автобусы — в семь последний.

— В семь, значит, мальчик был еще тут?

Андревна кивнула:

— Ужинал.

Вениамин ушел из интерната после ужина. На ночь глядя. В мороз. Не может быть, чтобы у него не было плана.

— На что-то же он рассчитывал, — сказал Леня.

Нам принесли суп с фрикадельками и макароны по-флотски. Сторож налил из алюминиевого чайника чай — кипяток вместе с заваркой. Мой аппетит никуда не делся. Обед был горячий, я — голодная. Я знала, что Вениамин сейчас тоже голодный, и что это я во всем виновата. Тем не менее, смолотила все, что дали, до последней крошки.

Мы сказали, что в таком случае тем более дождемся возвращения директора или участкового.

О гостинице вроде «Дома колхозника» нечего было и думать, гостиница находилась в соседнем селе. Андревна, Вероника Андреевна Свешнина, определила нас на постой к сестре. «Только заплатите», — сказала она, когда мы подошли к серым тесовым воротам. Леня сказал: «Само собой». — «Я-то в интернате на всем казенном, а им никто не подаст», — сказала Вероника Андреевна. Велела ждать, открыла калитку. На нее гавкнула собака из будки, но не вылезла, осталась лежать. На мороз из тепла не хотелось выходить даже собаке. Вскоре Андревна вернулась вместе с хозяйкой, похожей на нее шириной, лицом и шалью. «Три рубля за двоих, — сказала та сразу. — Если на одну ночь». — «Ночлег, ужин и завтрак», — как опытный командировочный уточнил Леня и на условия согласился, хотя в том году три рубля за ночь было дорого.

Определили нас на постой в красной горенке. Хозяйка сняла с кровати накидку и парадные подушки, крикнула мужу принести дров для печки. В комнате было прохладно, сумрачно — открывать ставни не стали, зачем, если на одну ночь. Кровать приготовили для Лени, а мне постелили на узком диванчике, на котором Леня не поместился бы. Диванчик оказался удобный, хотя немного продавленный. Но положили поверх рядно и матрас — я села проверить, попрыгала и пружин почти не почувствовала.