Дочь предателя - [63]

Тетя Лиза замолчала.

— Носила и не разговаривала? — не поверила я. — Как так?

— Как? — она рассердилась на мою бестолковость. — Да так!.. В июле мужа арестовали, а к сентябрю уже и мы тут. Нате вам здрасьте, «приехали из Киева, будем тут жить», — передразнила она Раневскую. — Клава каждый же день за детей тряслась. Каково ей было с нами под боком, когда мы все про них знаем, сама-то подумай!.. А мы — ходим веселые, на нее ноль внимания. А она ждет, когда тот друг мужа выяснит, куда передачи слать...

Теть Лиза сощурилась, губы снова сердито скосились, будто это я была виновата.

— Как-то раз паек принесла, а я на колени бухнулась… А что! — вскинулась она, хотя я ничего не сказала. — Не до гордости было! Лабораторию распустили, завод эвакуировали, муж на фронте. Паек иждивенческий тьфу был, одни слезы. Богородское обстреливали с двух сторон. Славка есть просил. Если бы не Клавина помощь, не знаю, выжил бы он тогда, кроха такая... Клава от меня шарахнулась. С ума, говорит, сошла. А я кланяюсь на коленях, как дура: спасибо, Клава, говорю, прости, если что не так. А она посмотрела на меня таким взглядом… Только пото-ом я поняла… Через мно-ого лет… Когда Ильи уже не было… Когда им с Леней уже «Дело» показали, и они уже все прочли… Только тогда до меня дошло. Клава все это время на нас думала... Думала, а ведь пожалела… Тьфу, с тобой не захочешь, а ляпнешь лишнее. А ты… Ты у меня вот что! Знай да помалкивай! Поняла? В душу не лезь... Не лезь!... К Клаве не суйся!.. Тебе чаю-то еще подлить?

Я схватила чайник, который стоял на том же столе на железной подставке.

— Подогрею!

Я стояла в их чистенькой кухне, возле их почти новой газовой плиты, ждала, пока закипит вода в чайнике, и думала про Томика, который не знал, что я его не бросила.

Вечером: пекли.

Этот дух мог бы наполнить любую пустыню. Подъезд он наполнил весь сверху донизу. Все завидовали.

Меня послали за яйцами. Клавдия Васильевна сказала, что пироги вышли пышней некуда, а яиц для смазки только-только, лучше пусть останутся лишние.

Под лестницей у черного хода курили двое взрослых мальчишек.

— Деньги есть? — Один схватил меня за тряпичную сумку, но кошелек лежал во внутреннем нагрудном кармане.

Я вырвалась и сломя голову помчалась в «Гастроном».

Пока я бегала туда-сюда, мальчишек собралось больше. Дым из-под лестницы шел столбом. Мальчишки громко над чем-то гоготали. Меня не заметили.

Возле нашей двери стояли Леня и Лена.

— Скажем, Леня? — сказала Лена.

Леня молчал.

— Ну Лень, — сказала она.

— А вот и я! — крикнула я.

Лица у них были такие, будто я им помешала.

Мы вошли, началась суета. Все были заняты делом, все развеселились, и я и забыла спросить, о чем это они говорили.

Днем (назавтра):

Леня велел не толкаться в троллейбусе, а ждать машину. Ему затруднять Гешу удобно, а значит, и нам удобно, нечего манерничать.

В гости собирались по-праздничному. Клавдия Васильевна припудрилась, волосы на затылке заколола роговыми шпильками, надела шерстяное салатовое платье. А к моему приколола кружевной вязаный воротничок, чтобы освежить. Приехал Геша. Забрал у Клавдии Васильевны пирог, который укладывали ого-го как: на противень положили газеты, на газету — пирог, сверху снова — газетой, потом сунули в старую наволочку и перевязали бечевкой. Геша его нес двумя руками.

Глава 6

Ехали мы маршрутом, мне уже хорошо знакомым. Подъезжая к очередной остановке — замечая издалека, потому что там, как всегда, толпился народ, — я объявляла ее вслух голосом кондуктора. Клавдия Васильевна улыбалась, а Геша будто бы удивлялся: «Вот ведь память». Хотя что было удивляться-то. К тому дню я знала их наизусть.

Свернули на бульвар, где все в тот день было в инее. Каждая ветка, каждая черная чугунная боковина скамейки со своими круглыми завитушками, каждая дощечка. Гоголь стоял поседевший — с черно-белой головой. Все было черно-белое — и ограды, и дорога. И все блестело, потому что с утра тучи разошлись, день был солнечный.

Мы ехали быстро, наш сверток на заднем сиденье рядом со мной подпрыгивал, особенно на трамвайных рельсах.

Наконец, машина въехала в первый двор, где остановилась перед ледяной горой: это дворник сгреб осколки льдин, сброшенных с крыши, и оставил посреди проезда. Геша перевел Клавдию Васильевну «через Альпы».

Мы подарили пирог и мою пачку чая. В тот раз, когда я наврала, Клавдия Васильевна посмотрела на нее, смявшуюся в кармане, сказала: «Так не годится», — и достала из своего шкафа коробку конфет «Коровка» каунасской кондитерской фабрики «Калев». Так что я отнесла конфеты. Позже послать пачку в Марьинку не решилась, раз уж про нее соврала, новую для дяди Кости не купила, но не слишком из-за этого угрызалась, потому что никто там никаких подарков от меня не ждал. Пачка эта так и лежала в шкафу на моей полке. Накануне мы ее достали, обернули цветной бумагой, и стало незаметно, что она мятая.

— Лично от Лары, — сказала о ней Клавдия Васильевна в прихожей, вручая хозяевам приношения.

Обе портьеры над входом в коридор были откинуты, места в прихожей хватило всем.

Подарки принял Александр Дмитриевич. Дядя Валя нервничал. Он стоял немного позади своего