Дочь предателя - [60]

— Какой же он противный, — сказала я как-то в кухне на следующий день после одной такой сцены.

— Не суй нос куда не просят, — зло ответила тетя Лиза. Она всегда злилась, когда нацеживала ему рассол. — Не твоего ума дело.

Конечно, не моего. Не хватало еще, чтобы моего. Накануне-то он устроил всем целый концерт.

Мы с Юркой бежали домой после работы, а перед нашим подъездом притормозили, потому что напротив двери стоял знакомый носатый «Москвич» с Шаболовки, а рядом с ним, прислонившись к капоту, курил водитель Геша в расстегнутой модной твидовой куртке.

— Привет! Поехали, покатаемся, — сказал он нам в шутку.

— Ага. Поехали. Привет, — сказала я. — Леня дома?

Значит, спросит, где нас носило, придется врать.

— Щас уедем, — успокоил Геша. — Гуляйте дальше.

— Заходи погреться, — сказала я.

— Не замерз, — сказал Геша. — Мы на минуту. За документами заехали.

Днем, в самом деле, потеплело, нам с Юркой после бега казалось даже и жарко.

Мы попрощались с Гешей, вошли в подъезд. Под лестницей возле черного хода никого не было, и мы спокойно двинулись наверх, шагая через ступеньку, как вдруг на нашей площадке бахнула дверь, послышались быстрые шаги, и что-то грохнуло о стену между этажами. Мы увидели тетю Веру, которая опрометью кинулась вниз. Тетя Вера тоже увидела нас, прикрыла одной рукой лицо, второй оттолкнула Юрку (он загораживал ей дорогу) и выскочила на улицу. В тонкой кофте, войлочных тапках. Синих, на резиновой подошве. Юрка схватил меня за локоть, чтобы я стояла на месте. По ступенькам скатился костыль. Дядя Петя, вероятно, случайно выпустил его из рук.

— А-а-а-а! — заорал он.

Только это было не «а». Это был страшный, клокочущий звук, похожий на рычание.

— Что ж ты делаешь, гад! — Леня выскочил на площадку.

Я увидела его снизу сквозь прутья лестницы — рассерженного, сильного, в сером драповом полупальто, с залысинами — без шапки, потому что внизу ждала машина. Он схватил дядю Петю за ворот.

— Убери руки! — взревел тот.

— Я тебе сейчас уберу, — процедил Леня сквозь зубы. — Я тебе сейчас все кости пересчитаю…

— Недосчитаешься, — издевательски, пьяно скривился дядя Петя. — Ноги-то нету… — Он приподнял обрубок.

— Не смей этим спекулировать! — рявкнул Леня.

— Спе-ку-лировать?.. Ах ты!..

— Стой! — заорала тетя Лиза, становясь между ними. — Стой!... Оба! Ну!.. Уходи! — скомандовала она Лене. — А ты марш домой!

— Иди, иди! Расскажи стране про ее героев! Параграф сто первый, параграф сто третий, — продолжал кривляться дядя Петя, поддаваясь ее тощим, слабым рукам, уступая Лене дорогу. — А как брата искал, народу рассказать не хочешь? А где Юрика нашли? Давай, давай!

Тетя Лиза притиснула дядю Петю к стене.

— Иди, Леня, Христа ради прошу…

Леня, бледный, шагнул назад в квартиру, потом снова появился с папкой в руках. При виде меня он взял себя в руки.

— Пришла? Молодец, — сказал он еще прыгавшими губами. — Все в порядке? Привет, — кивнул он Юрке.

Я отняла у Юрки свой локоть, пошла и подняла костыль. На площадке между этажами валялись окурки и смятая консервная банка, которая всегда висела на перилах, прицепленная за гнутую крышку.

Внизу за Леней хлопнула дверь.

— Спекулирую… Ишь ты! Спекулирую! А я воевал…. А я не за это воевал, — качаясь на одной ноге, пьяно всхлипывал дядя Петя и шлепал себя в грудь ладонью.

— Ну да, да... Да за что не за «это»-то? — вдруг разъярилась тетя Лиза. — Ты за жизнь воевал! За жизнь! Так живи! Живи, чтоб тебе сдохнуть!

Она толчком развернула его к двери.

Я подала костыль.

— Принесу веник, — сказала я ей.

— Вот, ребенка перепугал, — сказала она дяде Пете. — Прыгай живее.

Она втолкнула его в квартиру, вошла следом.

Юрка приладил банку, я подметала лестницу. Тетя Лиза снова появилась на площадке, держа в руках тети Верино пальто. Зашла к нам, вышла — в ботах, в вязаном буром платке, накинутом поверх всегдашней шерстяной кофты (растянутой, длинной, линялой, когда-то темно-зеленой), — и пошла вниз искать тетю Веру.

— Чего ее было искать, — проворчала она позже в кухне. — Куда по холоду в тапках. Стояла у соседнего дома. Снег прикладывала. Может, и обойдется без «фонаря»… Новый год все-таки… Кому новое счастье, кому — старое бессчастье, — вздохнула она.

— Теть Лиз, почему он теть Веру бьет?

— Пьяный, — зло буркнула она и полезла в шкаф за картошкой.

— Теть Лиз, у Лени разве есть брат?

— Ну вот что ты за человек! — сказала она громко, развернувшись ко мне с тряпичной сумкой в руках, в которой лежала картошка. — Везде свой нос сунет. Кто тебя только растил… Все люди как люди, а тебе все знать надо. Ну все знать надо!

Глаза защипало.

Она сунула мне в руки нож.

— Помогай чистить!

Я шмыгала носом.

— Ты вот что, — сказала она, когда мы начистили половину кастрюльки. — Ты вот только к Клаве с этими расспросами не приставай. Ей без тебя хватает… Ну да, есть у нее старший сын. То есть был. Был ли, есть, не знаю. Кто знает?

— Как это?

— Так это, — сказала она. — Пропал без вести. Не слышала про такое?

Я слышала.

— Ну вот и он пропал. О чем тут говорить.

— Чего ж он за это на человека-то напустился, — буркнула я.

— Не твоего ума дело! — опять рассердилась тетя Лиза.