Дочь последнего дуэлянта - [8]

– И жениться на ком? – спросили разом три девичьих голоса.

Высоко подняв белокурую головку, Анна-Женевьева горделиво ответила:

– Он возьмет себе в жены славу, встретив ее на полях сражений, которые его ждут!

– А наследники…

– Он выберет себе невесту среди самых высокородных принцесс! Почему бы, например, не инфанту?

И с этим гордым и счастливым предсказанием на устах Анна-Женевьева с подругами отправилась в Кардинальский дворец, в то время как будущий супруг и его родители поехали в Лувр. Там, в покоях короля, должно было состояться подписание брачного контракта, после чего они тоже должны были прибыть к Ришелье. В этот вечер гостей ожидало представление на сцене театра, который кардинал приказал выстроить в правом крыле своей великолепной резиденции. Гости заранее приготовились изрядно поскучать, потому что им предстояло полюбоваться трагедией «Мирам». Автором ее был хозяин дома, а его литературный талант был куда скромнее, чем его амбиции. Стать основателем французской Академии и иметь талантливое перо – разные вещи. По счастью, было и утешение: после спектакля ожидался ужин, и тут уж никто не сомневался, что он будет изысканным и обильным.

Изабель никогда еще не бывала в Кардинальском дворце и безмерно восхищалась прекрасным архитектурным ансамблем, состоящим из двух красивых зданий, галереи между ними и парка. Зима изгнала из парка цветы, но не тронула мраморных статуй среди арабесок партеров, обведенных, словно кистью, невысокими шпалерами.

По распоряжению герцогини д’Эгийон, любимой племянницы кардинала, исполнявшей роль хозяйки дома и принимавшей гостей с несказанным изяществом, слух гостей, скрашивая им тяготу ожидания, услаждала музыка скрипок, а слуги обносили их подносами с прохладительным. Так что виновников торжества ожидали в наипрятнейшей атмосфере.

Они появились, их встретили торжественным маршем, но лица их не выражали триумфа. Принц де Конде, желтее, чем когда бы то ни было, казалось, был вне себя и закусывал, сдерживая проклятия, губу вместе с волосами жалкой бороденки. Принцесса Шарлотта нервно обмахивалась веером, что было несколько странно в начале снежного февраля. И, наконец, их сын герцог Энгиенский, раздувая ноздри и с трудом сдерживая ярость, вел за руку, не глядя на нее, девочку, готовую расплакаться. Она была такого маленького роста, что сочли за лучшее водрузить ее на каблуки высотой пядей в пять[9] по меньшей мере, и она, бедняжка, нелепо на них ковыляла. Внимания ей уделялось не больше, чем собачке на поводке. И было очевидно, что праздник этот для нее пытка.

Анна-Женевьева вернулась к подругам и шепотом, пока они занимали места в театральном зале, поделилась с ними новостью:

– Ришелье облапошил нашего папеньку. Карлица в качестве приданого получит за все про все триста тысяч ливров и никакого наследства! Все богатства достанутся другим членам его семейства! Постойте-ка! А где же наша Марта? – осведомилась она, обнаружив перед собой только одну из сестер дю Вижан.

– Она простужена и сильно кашляет, – поспешила ответить сестра. – Марта предпочла остаться дома, опасаясь, как бы ее кашель не помешал зрителям наслаждаться представлением. Но боюсь, ее отсутствие будет истолковано неверно…

Пьеса в полной мере оправдала ожидания. Если бы не снующие по залу слуги с прохладительным и сладостями, реплики актеров заглушил бы храп. Впрочем, предусмотрительный автор позаботился и о клакерах, они хлопали в точно указанных местах, и публике ничего не оставалось, как подхватывать аплодисменты. Так что по завершении спектакля сочинитель с удовлетворением удостоился бурных оваций. После спектакля гостей пригласили в Галерею знаменитостей, где среди портретов прославленных людей кардинал повесил и свой, написанный художником Филиппом де Шампенем. В галерее предполагались танцы, от которых танцующие могли отдохнуть, подкрепляясь роскошными закусками и десертами в буфетах, расположенных в двух ее концах.

Вдоволь наскучавшись, молодежь – и не только молодежь – ринулась танцевать, веселясь от души. Но только не героиня празднества, невеста, пока еще не ставшая женой.

Клер-Клеманс сидела в кресле с высокой спинкой между своей сестрой, герцогиней д’Эгийон, и принцессой де Конде, которая отныне стала ее свекровью, и с завистью смотрела на смеющуюся и танцующую перед ее глазами молодежь. Она бы тоже с радостью потанцевала, но куда денешь эти ужасные туфли, в которые, будто в колодки, втиснуты ее ноги? Их бы сбросить заодно с тяжелым, шитым золотом платьем и всеми драгоценными украшениями, великолепными, конечно, но тяжелыми неимоверно! Еще больше огорчало девочку то, что после подписания контракта ее рыцарь не только ни разу не заговорил с ней, но ни разу не взглянул. А она точно так же, как Изабель де Монморанси, с первого взгляда влюбилась в своего супруга.

А герцогу Энгиенскому без труда удалось позабыть о своей невесте. Как только спектакль закончился, он поспешил присоединиться к сестре, окруженной красавицами-подругами, он улыбался им, они улыбались ему. Но и в этом цветнике герцога ожидала печальная нота.

– Где же ваша сестра? – спросил он у Анны дю Вижан. – Почему она не с вами?