Дочь генерального секретаря - [13]

Она не отвечала, занимаясь чем-то лицом к стене. Поэтесса, что ли? Или молитва? Темный какой-нибудь их ритуал? Своей шариковой ручкой женщина, и отнюдь не Востока, выписывала на затертых обоях столбцы. Наконец ее пятки вдавились в ягодицы - она подвела черту.

- Что это?

- Дни.

- Какие?

- До конца моей визы.

Отпав, он ответил половиной рта:

- Умножь на ночи.

Хлеб зачерствел, потом он кончился. Кофе тоже. Потом и чай. Кончились сигареты. Потом заначки. Потом бычки. Осталась только вода из-под крана.

Нечем стало кончать.

- Так нельзя, - сказала она. - Надо сделать перерыв. Локти он стер до сукровицы. Потом до крови...

Вид был все тот же. Труба теплоцентрали, провалы окон в белесых коробках напротив, совхоз-ное поле с божьей коровкой того, что осталось от часовни - перед этим образом он чувствовал себя, как в фантастическом романе. Возвращение со звезд.

Уже совсем светлое, небо вдруг стало темнеть. Вспыхнул зигзаг молнии бесшумно. В гостиную вошли босые шаги. Завернутая в простыню, она наклонилась в окно.

- Хочешь, выброшусь?

Обнажив ее, он взмахнул простыней над запыленным линолеумом. Гром сотряс этот карточный домик. Волна ливня отхлынула, оставив их на хлюпающей простыне. Пятки ее заскользили у него по спине. Это было, как любоваться резаной раной. Поддерживая ее тяжесть ладонями, он поднялся. Она уцепилась за шею. Нахлесты дождя заливали обоих, огибая проникающий поцелуй. Под языком все рвалось и сводило, когда она вскрикнула, кончив ему в рот. Соскользнув, она сжала коленями его ребра. Чтобы войти, на мгновенье он снял правую руку с ее ягодицы. Она обняла его и запрокинулась. Ливень мял ее груди и струился с волос - бесконечный.

И еще было утро. Застегнувшись с усилием, он приоткрыл - с топором за спиной. Уполномоченный по дому наводил всеобщий ужас рассказами о сыне шофере в Кремлевском гараже. Но для Александра он был гарантом существования.

- Обратно бумага на тебя пришла.

Просунутого в щель рубля уполномоченный не взял.

- Не менее, чем на три шестьдесят две. Все жильцы подписали...

В спальне он объяснил:

- Местный налог. У меня не хватает. Одолев сложность парижского портмоне, он вернулся с листочком из тетради в клеточку. Только глаза от Инеc и остались.

- С милицией требуют выселить. Это серьезно?

Он выдернул, разорвал.

В мусорном ведре под раковиной сдохла мышь. Бедняга не нашла ни крошки.

Она вышла на звон собираемой стеклотары.

- У меня же деньги есть!

Выйдя на солнце, он покачнулся.

В магазине были яйца.

- Пять, - показал он.

- Штук?

- Десятков...

Хохот тряс груди. Опираясь на швабру, беззубо смеялась уборщица.

- Паэйя, - объявила она. - Омлет по-испански...

Он подложил ей подушку. Кофе, сигареты. Глаза засияли снова.

- Можно я поживу здесь?

В буквальном смысле спать в паре он терпеть не мог. Сны в одиночестве были ярче.

Она засмеялась.

- Надолго я не задержусь.

Она приняла душ, оставив обмылок ему на бритье. Окровавившись, он держал скулу под водой.

- Привезу тебе новые лезвия.

За спиной у них бабка не удержалась: "Срам, говорят, творят такой, что прости Господи". Другая плюнула.

Прохожие останавливались и смотрели вслед.

В Москве они вышли из автобуса и спустились в метро. Пассажиры напротив уставились, как по команде.

Инеc поехала дальше, он вышел на станции "Университет" - первый ее советский...

На почте Александру выбросили письмо от бабушки.

"Твоя мать пишет, что завел любовницу, нанял квартиру. Не дело делаешь. Прошу как последнего из рода: опомнись, внучек, и возьмись за ум. Выключат из студентов, что будешь белать?" Даже вложенный червонец не обрадовал, хотя по пути в зону он сообразил, что бабушка в виду имеет предшественницу: до Питера слухи дошли только сейчас.

В кабину вошла сокурсница, брошенная чилийцем. В свое время она так и не добилась от Александра (который не мог тогда с холодным сердцем) ответной оральной услуги. "Смотри, ее отец тебя уничтожит". - "Чей отец?" "Но ты же, говорят, отбил у Иванова его прекрасную полячку?"

При виде Александра Иванов вскочил.

- Где она?

Он сбрил усы, и лица на нем не было.

- Кто?

- Ты не темни. Она жива, по крайней мере?

- Вполне.

- Еще смеется. Надеюсь, ты ее не изнасиловал?

- По обоюдному согласию.

- Ну, друг...

- А что?

- Паника, что. Иностранка пропала. С факультета ходили по комнатам, спрашивали. Вот отчислят, узнаешь, как играть с огнем.

Александр сел.

- Но ты же с Полой - и ничего.

Иванов убрал глаза.

- С пальцем не сравнивай. Пола - соц. И она уже в прошлом.

- То есть?

- Штатника себе нашла. Зубы вставные, но USA. А я, м...к, остался без усов.

- Вырастут. И впереди еще сто стран.

- Если даже Польша такая развитая, то я просто, друг, не знаю. Не вернуться ли в свои пределы? Кстати, и тебе советую.

Александр улыбнулся.

- Я понимаю, у самого итальянка была... - Иванов вздохнул. Апостериори, я на твоем бы месте знаешь, что сделал бы сейчас? Трахнул кого-нибудь из наших. Для равновесия.

- Было б чем.

- Смотри. Главное, во всяком случае, чтоб без любви. А то она ф-фью, ладонью он изобразил взлет самолета. - А ты останешься. Но не таким, как прежде. На краю.