Дочь бакенщика - [3]

Это был сельский староста. У него свои счеты с Варварой. Еще давно, когда она была подростком, заприметил он редкую ее красоту. А как подросла, сватов начал к ней засылать.

«Отец у меня урядник, самого прочат в старосты. О достатке и говорить нечего!.. Конечно, пойдет», — говорил он.

Но девушка не пошла против своего сердца, не задумываясь, отвергла жениха. Урядников сын грозился, что убьет Варвару, всячески стращал ее, даже избил как-то при встрече с глазу на глаз, однако уломать не смог.

«Все равно со света сживу гордячку», — поклялся он тогда.

И вот теперь настал момент, когда староста мог дать волю своей злобе. Расслабив немного пальцы, он склонился к самому лицу Варвары, обдав ее смрадным духом самогонного перегара.

— Подыхай, гордячка… Подыхай!

— Пустите, Василий Гаврилович!

— Пущу, когда с тобой покончу.

Смерть черной тенью нависла над Варварой.

— Мэрдан!..— прохрипела она.

И в этот миг в самую гущу толпы ворвался Мэрдан. Выхватив из-за голенища нож, он закричал:

— Зарежу, отойдите!

На него страшно было смотреть. Он размахивал длинным ножом и в исступлении повторял:

— Зарежу!

Убийцы отступили. Мэрдан кинулся к жене… но было уже поздно.

Голова Варвары упала набок, изо рта текла кровь, а рядом на снегу бился в тряпках ребенок.

Мэрдан вскочил, как обезумевший, и замахнулся на попа. Тот юркнул за широкую спину Матвея Ивановича.

Старуха, мать Варвары, упала без памяти на мертвое тело дочери.

— За что убили? За что?! — с отчаянием повторял Мэрдан.

Люди вдруг осознали содеянное ими, отступили назад.

— За что убили?!

Эти слова хлестали их с грозной, устрашающей силой. Люди отшатнулись еще дальше и постепенно — сначала по одному, а там группами — стали расходиться. Лишь Матвей Иванович да поп со старостой и его родней остались на месте. Поп все не унимался:

— Православные! Жив еще враг нашей веры, куда спешите?

Но его крик уже не действовал на людей. Они не только не набросились на Мэрдана, а горько упрекали себя за то, что поддались подстрекательству и оказались участниками убийства человека. Но Матвей Иванович не уходил. Он смотрел на Мэрдана с лютой ненавистью, только его считая виновником гибели дочери. Старик весь трясся, готовый броситься на молодого татарина. Мэрдан понял, чем может это кончиться, быстро схватил девочку и кинулся бежать. Кто-то кричал, гнался за ним, а он мчался без оглядки до самого леса. Дальше Мэрдан не помнил, что было с ним. Пришел он в себя в домике лесника, который, оказывается, наткнулся на него, лежавшего в снегу, без памяти, с ребенком.

Когда Мэрдан немного поправился, он стал подумывать о возвращении обратно в свою деревню, ведь Варвары уже не было. Однако лесник Андрей посоветовал ему уехать из этих мест.

— А дочка? Нет, Мэрдан, нельзя тебе возвращаться к своим, — сказал он. — Забирайся куда-нибудь подальше. Не то погубишь и себя и девчурку. Что поп, что мулла — одна сатана. Не ходи, брат, в деревню.

Мэрдан послушался лесника Андрея. Побрел с дочкой на руках в сторону реки Белой, нанялся бакенщиком, и стали они жить вот в этой самой будке. Год прожили, два, три, четыре... И ей уже минуло тринадцать лет — девочке с голубыми глазами и длинными русыми косами, и все больше она походила на его любимую жену Варвару. Так и выросла Ильсеяр без матери, на руках отца. Вот почему она была единственной радостью Мэрдана.

… Мэрдан посмотрел в глаза дочери, которая и не догадывалась о трагической судьбе матери, и повторил еще раз:

— Радость моя единственная…

Ильсеяр снова затараторила:

— Да, вечером говоришь одно, а утром опять не берешь меня на гору.

— Не обижайся, умненькая. Видишь, заря занялась, надо к бакенам спешить, опоздали мы с тобой нынче. А завтра непременно поднимемся. На горе я тебе покажу…

— Что покажешь, папа?

— Увидишь сама…

Ильсеяр, словно рыбка, выскользнула из рук отца и, подбежав к окошку, повисла на подоконнике.

Глава 2 Рассвет над Белой

Бодрящий, освежающий все существо, прохладный рассвет. Рассвет на Белой.

Тихо. Очень тихо. На небе гаснут последние звезды. За кустарниками на озере закрякала, разбудила своих утят кряква. А вон и Белая, прекрасная река Белая, о которой сложено так много песен, поведано так много сказок!.. Легкий, прозрачный, поднимается над ней туман. У самого берега покачивается на воде одинокая лодка. А на той стороне, у редких зарослей камыша, настороженно плывет белый лебедь.

Ильсеяр не отрываясь смотрела на Белую и шепотом повторяла:

— До чего же хорошо, папа! До чего красиво...

Мэрдан уже встал и тоже выглянул в окошко:

— И впрямь хорошо! Пойдем со мной бакены гасить.

Через минуту они уже были на берегу реки. Ильсеяр глубоко и радостно вздохнула, прислонилась головкой к отцу.

— А наша Белая на рассвете лучше всего, правда, папа?

— Да, милая.

— Во-он, смотри, небо загорается. Солнце выглянет скоро оттуда, правда, папа?

— Правда, правда...

— Дедушка шутит. Вовсе солдаты не вытягивают солнце багром, правда, папа?

Мэрдан рассмеялся, а Ильсеяр со звонким смехом потянула отца за руку, потащила за собой.

— Папа, посидим вот тут… Немножечко, ну чуть- чуть…

Отец и дочь сели на густую и мягкую траву, свесив ноги с крутого обрыва, и замолкли, словно боялись нарушить красоту наступающего утра.