Дочь бакенщика - [10]

Ильсеяр успела увидеть в дверь, что там собрались человек пять-шесть. Один, в черной сатиновой косоворотке, что-то тихо говорил, а другие внимательно его слушали.

Для Ильсеяр такие сборища и долгие, иногда на всю ночь, беседы не были новостью. И она не придала этому никакого значения. Пока еще мысли ее были заняты тем таинственным гостем.

Хорошие люди… А кто они — хорошие люди? Кто он — человек, скрывающий свое обличье? Чем они занимаются там, в лесу? Почему отец ничего об этом не сказал?

Глава 4 Таинственная гора

Ильсеяр проснулась задолго до зари. Да иначе и нельзя было: сегодня отец возьмет ее на гору. Он сказал, что туда надо попасть раненько, еще до того, как он бакены пойдет гасить. Значит, надо вставать. Мало того, торопиться надо. Ильсеяр откинула бешмет, которым была укрыта, свернула и сложила возле кадки в сенях свою постель и осторожно отворила дверь в будку.

 — Папа!

Мэрдан уже не спал и, не подшучивая, как вчера, над дочерью, крепко обнял ее.

— Ну, как ты, дочка?

— Хорошо, папа.

— Я уж побаивался, думал, заболеешь.

— С чего бы, папа?

— Здорово тебя вчера напугали.

— Да-а…

— Тот офицер, который в Ташкисаре ребенка конем затоптал, был, говорят, управляющим у помещика Салимхана…

— А-а… — промолвила Ильсеяр. В другое время она бы не отстала от отца, обо всем бы подробно расспросила, но сейчас боялась, что опоздают они на гору, поэтому промолчала.

И сам Мэрдан не стал вдаваться в подробности, начал одеваться. Ильсеяр, радостно похлопывая ладошками, кружилась около отца.

— Папа, на гору поднимемся, да?

— Да, милая.

Ильсеяр быстренько надела лапти, затянула покрепче оборы.

Взявшись за руки, отец и дочь вышли из будки. А дед Бикмуш и кошка Фатима все еще спокойно спали.

— Свежо, — сказал Мэрдан. — Надо бы тебе бешмет накинуть.

Взволнованная ожиданием чего-то необычного, Ильсеяр, хоть и поеживалась, но старалась не показывать виду.

— Нет, папа, не холодно, вовсе не холодно.

На гору они поднялись довольно быстро. Гора не была очень высокой, но оттуда ясно проглядывалась вся окрестность.

Вон на той стороне, где воды Белой слились с небом, скоро взойдет заря, всегда равнодушная и к горю и к радостям людей и всегда прекрасная. И, как будто мстя природе за ее великую красоту, как будто желая омрачить ее, оттуда же доносился глухой взрывной гул. То казалось, что бурей валит громадные сосны, то слышался дробный треск, словно били в треснувший барабан. Там разрывались снаряды. Временами гул затихал, временами усиливался. Но Ильсеяр не слышала его. Сейчас ее занимало одно: что таинственного нашел отец на этой горе? Ведь здесь она была столько-столько раз и ничего особенного не замечала…

Мэрдан подвел Ильсеяр к покачивающимся на ветру молодым деревцам.

— Становись на колени, дочка, — сказал он, и девочка, ничего не понимая, стала на колени у камня, лежавшего под шумящей листвой берез. Камень был такой большой, что один человек с места бы его не сдвинул.

Мэрдан направил на камень фонарь.

— Теперь прочти, что там написано.

Сбоку камня, почти у самой земли, Ильсеяр видела вырубленные на нем крупные буквы и, с трудом складывая их, прочла:

ВАРВАРА МАТВЕЕВНА

Потом прочла еще раз и удивленно воскликнула:

— На камне имя нашей мамы написано!

Мэрдан прижал ее голову к груди.

— А под ним, дочка, ее могила. Это третья могила твоей матери, — сказал он, отворачиваясь, чтобы скрыть слезы.

Не отрывая затуманенных слезами глаз от камня, Ильсеяр слушала рассказ отца.

— … После того, как провалялся я больной в сторожке у Андрея, начал искать, где похоронена твоя мама. Тело бедняжки, оказывается, лежало у церкви до самого свету, а как рассвело, Матвей Иванович — пожалел все-таки он свою дочь — с бабушкой вдвоем перенесли ее домой. Только поп запретил хоронить Варвару на кладбище. Да дед твой не послушался: с кем-то из своих взял и захоронил ее ночью. Однако донесли об этом попу. Тот рассвирепел, собрал своих сподручных и — на кладбище. Разрыли они могилу, гроб свезли и бросили в яму в лесу. Занесло его там снегом. Андрей разузнал и помог мне найти это место в лесу.

А потом… Что мулла не даст похоронить Варю на татарском кладбище, мы и не сомневались. Как устроился я здесь на работу, посоветовались мы с Андреем и тайком перевезли маму сюда. Вот и получается, что здесь третья ее могила…

Мэрдан прервал свой рассказ и долго сидел, глядя на камень, будто видел сквозь него свою Варвару.

— Давно ли, — заговорил он опять, — была она девчонкой, чуть повыше тебя. А я — мальчишкой. Вместе росли. У одного помещика батрачили, из одной чаши горе хлебали. Стала она девушкой — невестой. А я — рослым парнем. Эх… жизнь, жизнь… Мулла учит ненависти к русским, а поп — к татарам. И прежде было так, и сейчас. А почему? Да потому, что знают: если татары да русские дружно заживут, тогда объединятся они вместе и повернут свою ненависть против богатеев…

Ильсеяр поняла теперь, почему ее отец каждую весну уходил сюда с лопатой и частенько, будто маленький, собирал в поле цветы. Ей стало обидно, что он до сих пор скрывал от нее могилу матери.

— Если бы я знала, что здесь лежит мама, я бы всегда приносила ей цветы.