Добрые книжки - [94]
— Папа! — прохрипел Павлик. — Я не хочу, чтоб вместо меня появился кто-то другой!..
— Ты по яйцам его пни! — посоветовала радостная голова Виктора Леонидыча. — У тебя подошва на кроссовках твёрдая — вот со всего маху и пни!..
— Я ему пну! — совершенно не шуточным образом сдавливал тонкое горлышко Алексей Николаевич. — Мне в этом мире всего дороже истина, а там хоть трава не расти.
— Да знаю я твою истину, рассказывай тут нам! — оснастилась ухмылкой голова Виктора Леонидыча. — Ты, батенька, просто ленивый и ноющий соплежуй, ты иногда и не замечаешь того, что под носом творится!.. прости меня, Господи, на добром слове…
Во дворе появилась парочка слишком необычных человечков в польских жупанах и сафьяновых сапогах, причём один с неудобно-выразительным собачьим выражением лица принюхивался и приглядывался ко всему, что только попадало в поле его зрения, а второй, шедший откровенно враскорячку, что указывало на непрестанные язвенные боли и эректильные дисфункции, внимательно прислушивался к склокам Алексей Николаевича и Виктора Леонидыча.
— Нам, кажется, сюда надо. — сказал Нюхач, указывая на взбудораженную компанию.
— Самое место нам тут. — подтвердил Слухач. — Глупые людишки, ни черта не соображают, всё им надо показывать и рассказывать, чтоб уверовали в чудеса.
— Мы и сами когда-то в неверии пребывали и от долбаной реальности козни претерпевали, разве не помнишь? — с сожалением пробормотал Нюхач.
Слухач грустно покачал головой.
— Это кто ещё такие? — даже не подобрав заковыристых слов, осведомился Виктор Леонидыч.
— Собственно, у нас имеется дело до Алексея Николаевича. — на плаксивых интонациях сказал Нюхач. — Вы можете на нас внимания не обращать. Вам же лучше будет.
— Отпусти ребёнка, дядя, он тебе правду в письме написал, да ты ничего в этом деле не соображаешь. — ухмыльнулся Слухач, ласково прихлопнув Алексея Николаевича по плечу.
— Дитятко случайно с истинным ходом вещей столкнулось, но в себе его не затаило. — столь же ласково Нюхач прихлопнул по другому плечу Алексея Николаевича. — Тебе бы поблагодарить дитятко, а ты его воздуха лишаешь.
— Морды им набей. — посоветовал Виктор Леонидыч оторопевшему Алексею Николаевичу. — Это черти к нам во двор заявились, я их сразу распознал. Моего Павлушу обозвать дитятком только черти могут.
— Успеете и морды набить, коли на то ваша воля будет. — сказал Нюхач. — А покамест вот что.
И вытащил из жупана коротенькую верёвку с двумя туго затягивающимися петлями на концах.
— Любезная публика! — воскликнул Слухач. — Сейчас вашему вниманию будет представлен аттракцион, при котором мы одномоментно придушим друг друга, одномоментно помрём, а вот души наши перекочуют из одного тела в другое — поменяются местами, проще сказать — и помогут нам возродиться вновь. При том, что лично я воссоздамся вот им. — Слухач указал на Нюхача. — А он, естественным образом, возродится мной.
— Вызывай милицию. — шепнул своей супруге Виктор Леонидыч.
Человечки живо затянули себе заскорузлые шеи петлями верёвки и принялись с непомерной силой отталкиваться друг от друга, затягивая петли всё туже. В дальнейшем всё случилось, как и обещали человечки: они померли, едва ли не стремясь рухнуть в прощальные объятия друг друга, повалялись несколько минут на земле, не шевелясь и не произнося ни звука, а затем медленно приподнялись на карачки и забавно вытаращились на мир.
— Нюхач? — спросил бывший Нюхач у бывшего Слухача голосом, изведавшим пренеприятных воспоминаний.
— Слухач? — принюхался бывший Слухач, не доверяя собственным инстинктам.
И оба тут же распластались на земле, намереваясь окончательно издохнуть.
— Делайте, ребятки, им искусственное дыхание! — приказал Виктор Леонидыч, пользуясь своим безоговорочным авторитетом у пацанов. — Делайте прямо рот в рот, как вас в школе учили.
Миха и ещё один парнишка — в обманчиво-висячих футбольных трусах, пронумерованных принадлежностью к сборной России — принялись достаточно бойко делать искусственное дыхание помирающим человечкам, поскольку их поступок сопровождался торжественными воплями головы Виктора Леонидыча о юношеском героизме. «Вот некоторые постоянно ругают молодых, всё критиканством занимаются. — орала голова. — А я хочу во всеуслышание заявить, что горжусь нашей молодёжью!..» Сначала очнулся Нюхач и тупо посмотрел на возбуждённого Миху, затем воспрял к жизни Слухач и столь же тупо уставился на своего спасителя. Однако, сейчас никто не решился бы сказать с уверенностью, что тот, кто раньше был Слухачом, переселившимся в Нюхача, так и остался Слухачом, уже переселившимся в Нюхача, а душа того, кто раньше был Нюхачом, не переселилась в того, кто раньше был Слухачом, чтоб затем переселиться обратно в того, кто был Нюхачом.
Со стороны дороги послышалось завывание сирены полицейской машины. Напряжение росло, догадки о принадлежности тел Слухача и Нюхача к душам Нюхача и Слухача сыпались из уст всей детворы, ситуация принимала достаточно нервический оборот и могла закончиться массовой дворовой дракой. Но в это время Алексея Николаевича тронул за мизинец младший из его сыновей — удивительно смышлёный и скорый на ногу карапуз:
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.