Добрые книжки - [93]

Шрифт
Интервал

Алексей Николаевич спустился во двор, где сразу же натолкнулся на разудалую компанию подростков, и сноровисто подхватил за ухо знакомого пацанёнка, весело гоняющего мяч. Вся прочая детвора предусмотрительно отвалила в сторонку и с затравленной неприязнью косилась на Алексея Николаевича. Вечернее июльское небо дымило отварным картофелем, мутное солнце недобро поглядывало на город, прикидываясь как бы одноглазым агарянином, высматривающим себе малых отроков для плотских утех.

— Павлуша, славный мой мальчуган, это что такое за безобразие ты мне в почтовый ящик бросил? — легонько потрепал пацанёнка за ухо Алексей Николаевич.

— Это не я. — мгновенно отрапортовал мальчик, шустро семеня ногами и пытаясь вырваться. — Это вы меня с кем-то попутали, я тут с самого утра во дворе бегаю.

— Как же не ты, если это ты? тебя ведь Павликом зовут? — несколько озадаченно спросил Алексей Николаевич.

— Меня зовут Павликом, но я могу быть не тем Павликом, который вам нужен.

— И где же может быть тот Павлик, который мне нужен?

— Это вам лучше самим поискать вашего Павлика, а мы тут с мальчиками мяч гоняем. Нам вашими пустяками заниматься некогда.

Детвора одобрительно заржала.

— Думаю, ты меня запутать хочешь, а сам написал это дурацкое письмо и перед ребятнёй похвастался, какой ты шустрый сорванец. Но я твои уловки сразу раскусил, я ещё тот хитрый бобёр!.. — приосанился Алексей Николаевич. — Сейчас я отведу тебя к твоим родителям, пускай они подумают, что с тобой делать, может быть они тебе трёпку зададут.

Почувствовав слабинку в доводах Алексея Николаевича, на защиту Павлика выступил ещё один озорник — предводитель дворовой шпаны Миха.

— Дяденька! — Миха разговаривал нагловато и активно жестикулируя, словно расставляя знаки незаслуженно забытой пунктуации. — Вы что из себя здесь дурачка строите?.. Павликов может быть сколько угодно, сейчас не те времена, чтоб стесняться детей Павликами называть. Да и всякий здесь может сказать про себя, что он Павлик, а хотя он вовсе и не Павлик, а Андрейка, либо Николаша, а сказать из баловства можно всё, что угодно.

— Это вы себя можете называть кем угодно, потому что вы шпана и всяческому хулиганству приспешники, клевреты и прихвостни. У вас, говоря по сути, и имён-то человеческих нет, вы всё клички какие-то используете в общение между собой, как у собак. Но моего Павлика назвала Павликом родная мама, и тут не нахожу я ни толики баловства.

— Смотрите на него, он ещё и чью-то мамку приплёл! — ткнул Миха грязным оцарапанным пальцем в Алексея Николаевича.

— Да сам ты приплетаешь ерунду всякую, а у меня тут записка имеется от мамы, где она Павлика называет Павликом и просит, чтоб он пьянице-отцу денег не давал, а значит это не просто кто угодно, а самый настоящий Павлик.

Из форточки первого этажа вылезла голова Виктора Леонидыча и тщательно высморкалась конопатым внушительным носом — таким, что и Льву Николаевичу Толстому на зависть. Голова с неохотой присмотрелась к дворовым разборкам и собралась залезть обратно.

— Виктор Леонидыч, твой шалопут? — чуть ли не рявкнул Алексей Николаевич.

— Ну мой, ну и что!.. Ты вот зачем его за ухо держишь, когда не знаешь, что ухи у него -это самое ненадёжное место?.. А если сломаешь, кто чинить будет и за чей счёт?

— Да ты почитай, какую писульку он мне в почтовый ящик закинул!.. Это кто же его подучил?

Голова выпростала из форточки увесистую, проштемпелёванную татуировками руку, загребла записку и прочитала её практически по слогам.

— Ёбушки-воробушки! — затем сказал Виктор Леонидыч. — И стоило из-за такой ерунды шум поднимать?.. Пошутил пацан, с кем не бывает. А ты не за ухо его тряси, а повеселись вместе с ним, тоже какой-нибудь анекдот расскажи — это будет куда полезней для воспитания.

— Да вот что ты-то понимаешь в воспитании?.. Паренька с такими мыслительными образами надо ко врачу отвести и проверить на психику. Ты соображаешь, кем он у тебя может вырасти или тебе всё равно?

— Мне не всё равно, а вот тебе трудно представить, что мальчик прав, что доверчивый ум ребёнка соприкоснулся с удивительной тайной и обрёл знание повышенной квалификации?.. Сука ты получаешься, Алексей Николаевич. Я всегда говорил, что ты умнейший человек из всех, которых я знал, и я от своих слов не отказываюсь, но ты воистину дубина стоеросовая!.. Вот я, например, куда как хуже тебя владею навыками дедукции и умом не блещу, но давно подмечаю факты, что когда одни граждане натурально помирают, даже будучи относительно здоровыми, то в это самое время, буквально рядом, буквально в соседней квартире, зарождается ребёнок, или заселяется новый жилец: дальний родственник там какой-нибудь, или просто полезный человек. Короче говоря, справедливо написал Павлуша: природа не терпит пустоты. Если один помирает, то кто-то другой появляется вместо него.

Детвора возликовала и, почёсывая себе затылки, оповестила, что дядя Витя, кажется, встал на сторону сил добра.

— Ну что ж, буду действовать без излишнего ригоризма и дидактичности. — Алексей Николаевич отцепился пальцами от уха и схватил Павлика за горло. — Сейчас я придушу этого славного мальчугана, и мы все дружно посмотрим, как вместо него появится здесь кто-то другой. Если есть желающие, то можете загадывать желания, кого бы вы хотели увидеть вместо Павлика — вдруг чьё-нибудь желание и сбудется!..


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.