Добрые книжки - [69]

Виктор Леонидыч на мгновение исчез из форточки, а возникнул вновь, протягивая в сторону приятелей здоровенный топор лесоруба.

— Раньше у каждого нашего мужика такая вещь в доме имелась. — заявил Виктор Леонидыч. — А это натуральный соблазн и воздействие на психику — кого угодно собьёт с панталыку.

Топор Виктора Леонидыча аккуратно вылетел во двор и упал к ногам дяди Валеры. Собака внимательно обнюхала увесистый предмет, сделала для себя какие-то выводы и радостно загавкала, вертясь у ног хозяина. Дядя Валера лениво пшикнул на собачонку, ставшую сегодня виновницей немалых хлопот, и пробурчал, что вот некоторые люди не соображают, чем можно швыряться из окон, а чем нельзя. Но затем дядя Валера попробовал взглянуть на топор, соотносясь с ситуацией.

— Послушай, Алексей Николаевич, а разве на дельную мысль не наводит нас суетливость Виктора Леонидыча? — поинтересовался дядя Валера. — Собачонке-то можно и просто голову отрубить, без всех этих церемоний. Раньше частенько головы рубили, и как-то всё обходилось без тяжёлых последствий.

— Не знаю, не знаю. — не очень-то желая подчиняться наводкам назойливого Виктора Леонидыча, пробурчал Алексей Николаевич. — Мы ведь не просто собачонку желаем казнить, а предполагаемого оборотня, и тут нужно действовать наверняка. Простое отрубление головы вряд ли покончит с внутренними залежами нечистого духа. Есть сведения, что голова вполне обычного здорового человека, без всякого содержания колдовства, способна ещё долго жить, после того, как её отделят от туловища. Подозреваю, что отрубленная голова оборотня способна вести самостоятельную жизнь ещё долгие дни, если не долгие годы.

Собака с испуганным удивлением присела и замотала головой, стремясь вытряхнуть из неё всё бесполезное. Мальчик Павлик зачем-то тоже затряс головой и тягостно замычал, чем вызвал гнев отца, который крикнул из форточки про остатки мозгов, способные покинуть голову мальчика, если тот не прекратит дурью маяться.

— Что это за сведения про живые головы, Алексей Николаевич? — спросил дядя Валера, ударом лёгкого подзатыльника успокоив ребёнка. — Поделитесь ими с нами.

— Ну, просто скажу к примеру, что известный врач Пирогов ещё во времена крымской войны в девятнадцатом веке, когда наши войска обороняли от англичан и французов Севастополь, проводил опыты с головой английского фельдфебеля, которую оторвало от тела пушечным ядром, и она залетела в медицинскую палатку русской армии. Доктор Пирогов рассказывал, что сразу, как только голова несчастного фельдфебеля влетела прямёхонько ему в руки, он поставил её на стол перед собой и внимательно разглядел. Лицо фельдфебеля выражало странное смирение, глаза были широко раскрыты, а рот — напротив — закрыт и безмолвен. Доктор Пирогов состроил из двух пальцев козьи рога и резко поднёс их к глазам фельдфебеля, попробовав выявить реакцию несчастного, и попытка оказалась удачной. Вот как описывал события сам доктор, а я хорошенько запомнил его записи, поскольку был очень заинтересован данной тематикой: «Я увидел, что голова бедняги побледнела, содрогнулась и постаралась закрыть веки, дабы защититься от козьих рогов!.. И тогда я громко произнёс: товарищ фельдфебель, вы меня слышите?.. Веки на глазах головы медленно приподнялись, как это бывает у живого человека, после тяжёлой болезни или длительного сна, и фельдфебель уставился на меня взглядом, который нельзя было назвать мутным или тусклым, а напротив он был чётко сфокусированным и любопытным. Через несколько секунд глаза закрылись, и я позвал снова: товарищ фельдфебель, соображаете ли вы хоть что-то и имеете желание высказаться?.. Оба глаза снова раскрылись и уже с неприятным презрением уставились прямо на меня, давая понять, что я залезаю в те глубинные тайны бытия, в которые не следовало бы залезать ни при каких обстоятельствах, и тем самым я препятствую душе фельдфебеля покинуть этот мир. Я решительно возмутился и всплеснул руками о стегна, уверяя, что практикую научные опыты исключительно во благо человечества, на что губы головы пробормотали известный эклектизм о греховности всего сущего, после чего глаза окончательно закрылись. Все мои дальнейшие попытки расшевелить голову или услышать в ней индивидуальные полезные звуки оказывались неудачны. Впрочем, и совершённого опыта было достаточно для того, чтоб сделать выводы о возможности существования головы без тела.»

— Ну вот, Алексей Николаевич, я о чём-то таком и догадывался. — пробормотал дядя Валера. — Вот мы помрём, нас в гробик положат, а уже в могилке голова очнётся, посмотрит вокруг себя и скажет: всё кругом мертво, одна я жива осталась, да от этого не легче!.. всё равно теперь помирать хоть с тоски, хоть с голодухи.

Грустные размышления дяди Валеры невольно завели собаку с Павликом в ступор; до сих пор им не приходилось задумываться о нормах поведения при обнаружении себя в гробу.

— Может быть и не всё окажется мёртвым, когда голова в могилке очнётся. — утешительно произнёс Алексей Николаевич. — Мне доподлинно известно, что ещё советский учёный Кулябяко на свой страх и риск ставил опыты насчёт физиологии человеческого тела, он даже регулярно публиковал в институтской стенгазете сведения о своих опытах, правда, затем их успели засекретить, но я кое-что помню. Например, доктор Кулябяко, брал сердце умершего ребёнка и погружал его в специальный подогретый раствор, состоящий из воды и необходимых пропорций солей и сахара, которые содержатся в крови человека. А внутренности самого сердца насыщались кислородом ровно в той мере, в которой это необходимо для деятельности сердца в живом организме. Через полчаса проведения опыта сердце начинало активно биться, а когда Кулябяко зашивал его обратно в тело умершего ребёнка, то труп вполне безболезненно существовал ещё какое-то время. Из десяти детских трупов, которые сотрудники морга предоставили для опытов, Кулябяко удалось оживить семь, причём один труп даже усыновил, и тот дожил до наших дней, и теперь занимает важный пост в министерстве. Так что, возможно, твоя голова, дядя Валера, очнётся в гробу не одна, а вместе с сердцем. Если конечно могила будет наполнена полезными физиологическими растворами.