Добрые книжки - [70]

— Право слово, ты меня утешил, Алексей Николаевич! — без всякой иронии произнёс дядя Валера.

— Мало того, мне хорошо известно про опыты другого русского учёного Крякова, который заставлял жить ухо кролика отдельно от прочего организма. Ухо помещалось в тот же самый раствор, который придумал Кулябяко, и даже совсем не подогретый, и уж тем более учёный Кряков не заботился чтоб насыщать внутренности уха кислородом. И тем не менее ушные кровеносные сосуды отвечали активным сужением и расширением, когда учёный Кряков с разной степенью силы дёргал или поглаживал ухо. Ознакомившись с данными этих опытов, я убедился, что и любой человеческий орган можно заставить жить после смерти подобным образом: например, человеческий палец (не случайно же у большинства мертвецов растут ногти), не говоря уже о спекулятивном мужском причиндале. Значит, дядя Валера, когда твоей голове доведётся очнуться в гробу, она быстренько просечёт, что и все прочие детали дяди Валеры не так уж мертвы, как это бывает у некоторых; что болезненное стечение обстоятельств уложило дядю Валеру на похоронные дроги и свезло на кладбище, но не уничтожило до конца. Но боюсь, что проку от этих выводов не будет, поскольку самостоятельно выбраться из гроба, закопанного в могилу, ещё никому из благонамеренных людей не удавалось. А вот всяческую нечисть и закапывать бессмысленно — хоть с головой, хоть без головы — именно в мёртвом виде она выказывает необыкновенную живучесть.

— Час от часу нелегче. — присел дядя Валера на бордюр дороги и схватился за голову.

— Ещё один момент имеется против казни через отрубление головы. — продолжал стращать слушателей Алексей Николаевич. — Да будет вам известно, это настолько тяжёлый и трудоёмкий способ, что не всякий авторитетный палач мог с ним справиться. В своё время получил широкую известность случай, когда профессиональная непригодность палача привела к помилованию осуждённой. Ей оказалась миловидная и отчасти тщедушная девица двадцати двух лет, приговорённая к казни за убийство новорождённого. Поскольку гильотина сломалась, то от палача потребовалось совершить казнь вручную, и тот по глупости согласился. С первого раза он не смог перерубить шею девицы, а попал куда-то в область позвонка, и затем ещё трижды ударял топором по шее, под улюлюканье собравшейся толпы, но лишь наносил тяжкие увечья, а сама девица не спешила умирать и даже пропищала грозные проклятия, заверяя, что за её мучения очень крепко кое-кому воздастся. Палач залился слезами, бросил топор и спрятался в часовне, неподалёку от эшафота, умоляя всех тамошних святых помиловать его от проклятий детоубийцы, поскольку он всего лишь исполнитель чужой воли и не виноват, что всё пошло наперекосяк. Тогда жена и дочь палача решили самостоятельно закончить казнь, поскольку это сулило хорошее денежное вознаграждение от властей, а дочке нужно было купить свадебное платье, да и прочие расходы на свадьбу и медовый месяц выказывали существенную брешь в семейном бюджете. Эти две женщины попытались удушить девицу верёвкой, но грубо искромсанные и окровавленные остатки шеи ничуть не реагировали на удушение, а девица продолжала хрипеть проклятия, низвергая на головы своих обидчиков громы и молнии. После чего жена палача убежала в ту самую часовню, где молился её муженёк, чтоб распластаться ниц и залиться горючими слезами. Тогда уже дочка палача взяла ножницы, которые принесла с собой, чтобы втихаря отрезать волосы с отрубленной головы, поскольку верила в их магическую силу, и попробовала этими ножницами перерезать у жертвы горло. Однако, когда ещё ранним утром дочка палача поспешила из дома на казнь, то схватила первые попавшиеся ножницы, и они оказались невероятно тупыми, и перерезать горло оказались не способны. В совершенной ярости дочка палача принялась протыкать этими ножницами измученное тело наугад, требуя смерти, но девица лишь испускала кровяные струи небольшими фонтанчиками и не умирала. После чего разгневанная публика смяла стражников, прорвалась на эшафот, безжалостно растерзала дочку палача, а также и жену палача и самого палача, которые выглянули из часовни на крики, типа посмотреть, что тут делается, и попали под горячую руку толпы. А главный король той местности издал указ о помиловании девицы, благодаря чудесному стечению обстоятельств, оставшейся в живых после столь невероятной казни. Её отправили в монастырь, где она вскоре и повесилась, но это уже другая история. Главное, на что я хотел бы обратить ваше внимание, это неспособность весьма авторитетного палача и заплечных дел мастера отрубить голову осуждённой девицы — по сути шмокодявке и весьма хиленькому человечку — поскольку у него не хватило на это элементарных сил. А можно ли быть нам уверенными в своих силах, когда мы желаем отрубить башку собачонке?.. Не знаю.

Разумеется, рассказ Алексея Николаевича сильно подействовал на слушателей, никто из них не хотел безумной кровавой канители, и во дворе зависла гнетущая тишина. Собачонка неестественно скривилась всем телом и поджала хвост.

— Вот повсюду найдётся такая борзота, мнящая себя авторитетами, есть она и у нас. — первым очнулся от тягостных мыслей Виктор Леонидыч. — Помните, тут у нашей бани барак стоял, там всех уголовников заселяли, которых устраивали работать на завод?..