Добрые книжки - [66]

— Как же эти Гоги и Магоги передвигались, имея всего по одной ноге на брата?? — недоверчиво осведомился дядя Валера.

— А вот так. Двое Магогов покрепче обнимутся между собой и зашагают куда им надо.

— Так ведь срамотно!..

— Отчасти и срамотно, но быстро и надёжно. А иные способы решения проблемы обходились слишком дорого: костылики купить или там телегу с лошадью очень многим было просто не по средствам. Но это и не главное, а главное, что не сохранилось сведений о том, как бесы вселялись в собак, хотя это ровным счётом ничего не утверждает, ибо бесы коварны.

Собака ловко высморкалась, и тут же приняла независимую псевдо-элегантную позу.

— Но я слыхал, что в свиней можно бесов заселять. — тревожно припомнил дядя Валера.

— Не уверен, что можно вот просто так, без крайней необходимости, взять бесов и вселить в случайно прогуливающиеся мимо стадо свиней. А тот случай, про который ты слышал, был сугубо одноразовой акцией.

— Хорошо, будет время, с бесами разберёмся, у меня и насчёт рептилоидов вопросы имеются. — решил дядя Валера. — Ты не представляешь, как я рад, что повстречал тебя сегодня, Алексей Николаевич. Вечно ты куда-то спешишь, вечно тебя не дозовёшься. Теперь ты подумай хорошенько, и если знаешь что-нибудь достоверное про оборотней, то сообщи мне, чтоб я насчёт собачонки сделал выводы как можно принципиальней.

— Не хочу напрашиваться на комплименты, но про оборотней мне тоже кое-что известно. — гордо заявил Алексей Николаевич. — И вот как раз в этом вопросе твоя собачонка может быть рассматриваема весьма пристально.

— Рассмотри её пристально! — потребовал дядя Валера. — Я и раньше слышал, как она со мной вслух разговаривала, а в последнее время это происходит всё чаще и чаще. Разве это не намекает на её двойственную физиологическую структуру?

Собака хладнокровно усмехнулась.

— Бывали ситуации, когда зверь становился человеком, но чаще всего люди становились зверьми, и тут уж конечно им ничто не мешает разговаривать на любом человеческом наречии. — задумчиво проговорил Алексей Николаевич. — Я читал у некого старинного путешественника по западным областям российской империи про случай ликантропии — это термин, обозначающий превращение человека в волка — и он был совершенно ужасен, потому что нёс массовый характер.

— Ну-ка, давай с этого места поподробней. — потребовал дядя Валера.

— Старинный путешественник пишет, что будто бы в одном местечке перед днём весеннего солнцестояния ходит слепой мальчик с глухонемым поводырём и соблазняет всякого встречного приглашением на свои именины. Дескать, вон на той лесной полянке уже и стол накрыт, и винцо разлито. И когда народу собирается вдоволь, тогда поводырь этого мальчика хватает железный хлыст и принимается, вместо вкусных угощений, хлестать по всякому человеку, пока тот не истечёт кровью. И после этого все люди, один за другим, теряют человеческий облик и превращаются в оборотней, и иной год собирается их по несколько тысяч. И вот под предводительством вожака с железным хлыстом они нападают на стада скота, истребляют всякую прочую живность, но только не могут убить человека, поскольку страшатся его вечной души. Всё это превращение длится двенадцать дней с четвертью часа, после чего обличие волков исчезает, и оборотни становятся прежними людьми, не могущими рассказать и крупицы из того, что натворили. Всё помнят, а сказать не могут, хотя про другие свои тёмные делишки — там как, например, капусту в детские года у бабушки Фроси с огорода таскали — рассказывают с удовольствием.

— Эхххххжты!! — заискивающе попробовала вставить словечко собака дяди Валеры, чем окончательно его рассердила.

— Короче говоря, — строго сказал дядя Валера. — моё терпение лопнуло. Надо срочно изготовить какую-нибудь штуковину, чтоб заткнуть рот этой чёртовой псине. Я не хочу просто так с ума сходить; если за великую идею или во имя спасения Отечества — за это я готов с ума сойти, а из-за говорящей собаки просто стыдно. Я предлагаю и себя долго не мучать размышлениями, и собачку тоже, а просто казнить её, чтоб наверняка покончить с бесовской сущностью, какой бы она не была.

— Ты хочешь казнить собаку? — при всей кажущейся кровожадности внезапной прихоти дяди Валеры, Алексей Николаевич отнёсся к ней спокойно, поскольку и сам не мог сообразить иного способа избавления собаки от бесовской сущности. — Прямо сейчас, у нас во дворе?..

— А чего резину тянуть, любезный мой друг? — дядя Валера выказал своё специфическое отношение к жизни и смерти. — Нам только нужно придумать, как её лучше и надёжней казнить. Чтоб по всем пунктам процесс сработал наверняка. Как это в старину бывало. А в старину много чего хорошего бывало.

— Да так уж и много чего?..

— Истинно так. Ты возьми в соображении хотя бы нашу Липовую Гору, Алексей Николаевич: тут ведь раньше вокруг нас были леса да болота, сплошная благодать! одной только малины водилась сила несусветная!.. А сейчас леса повырубали, и там, где малина росла, теперь школа стоит и детвора балуется, а на том самом месте, где болотце плескалось, теперь больницу выстроили, и народу негде клюкву собирать. Нет уж, я бы не отказался придумать такую мощную штуку, чтоб обратно всё возвернуть по-прежнему: чтоб почта и школа сквозь землю провалились, чтоб железная дорога лесом заросла, а чтоб больница в болоте утопла!.. И пускай опять девки в нарядных сарафанах по лесам ходят и малину собирают, а я бы у себя на барском дворе разлёгся в шезлонге, подсолнухи щёлкал да смотрел как конюхи лошадок выгуливают. Да ещё бы с деревенским старостой запросто общался: как оно, мол, Пётр Петрович, у нас на селе, всё ничего?.. «А всё ничего. — отвечал бы он мне. — Ваше Сиятельство, всё ничего!..» Раньше жизнь интересней проявлялась, раньше много чего хорошего было.