Добрые книжки - [41]

— Мерзость-то какая! — заорал во весь голос Алексей Николаевич. — Что же это такое тут у вас творится?..

Тогда старуха вперила свой взгляд пепельно-пустых зрачков в Алексея Николаевича и с отвратительным лязгом хлопнула челюстью.

— Да сгиньте вы оба! — чуть не ошалел от страха Алексей Николаевич и принялся бежать прочь. — Я приказываю вам провалиться сквозь землю!..

Возможно, кто-то и мчался ему вдогонку; что-то вроде удара лыжной палкой в спину ожидал поймать Алексей Николаевич, но он мчался по пьяной дороге к выходу из проклятого леса настолько стремительно, что желание догнать его было бы весьма безрассудным.

«Никогда не знаешь, чего от людей ожидать. — бормотал про себя Алексей Николаевич. — За самым миловидным и туповатым лицом скрывается хитрая бестия, а в невинных разговорах про мировую скорбь таятся костры инквизиции. Любовь к ближнему своему настолько переплетена с любовью к самому себе, что чуть ли не каждое лакомство, пропускаемое в собственный рот, выглядит лакомством, которым ты сумел насытить всех, голодно снующих вокруг. А отсюда растут уши у повсеместного эгоизма, а отсюда вытекает одичание нравов: ежели котлетосин с пюрешкой на всех не хватает, так пусть достанутся мне одному!..»

Слегка ослепший, как ослепевает всякий при переходе из тьмы к свету, Алексей Николаевич в состоянии апологетической паники выскочил из леса и понёсся прямиком к дряхлой трансформаторной будке с табличкой, предупреждающей об опасности в виде черепа и перекрещенных костей, а также, не совсем рационального в данном контексте, указателя на село Мужево. Робко застывшее в своём одиночестве село не откликнулось на бег Алексея Николаевича ни криком переполошенных петухов, ни взбалмошным собачьим лаем, и лишь подозрительно-почтенная дамочка в длинных лайковых перчатках и с обескураживающе старинной метлой из прутьев бузины, напоминающей музейный экспонат, встала на его пути.

— Ну вот, я и дождалась вас, а то уже собралась в полицию звонить. Племянника-то моего где потеряли?

— Что-с? — разгорячённый бегом и достаточно сумбурный с пережитого испуга, Алексей Николаевич не мог уяснить ни слова от дамочки, встрявшей на его пути.

— Хорошо, что у моего соседа нужда появилась к родной бабке в Мужево съездить, я и попросила, чтоб он захватил меня с собой, потому что у меня тоже бабка в Мужево жила, пока не померла, да я и всех тут по округе знаю, и меня все знают — кого не спроси, все меня знают. С ветерком на гелендвагене прокатились с соседом, тот быстренько бабке втык дал и дальше по делам уехал, а я битый час вас здесь дожидаюсь, а племянника своего не вижу.

— Простите, у меня свой племянник лежит на уме — то есть, он не совсем свой, он племянник Кондратия Степаныча, но теперь у меня к нему забот и вопросов, больше чем до родного племянника — а вашего я не имею чести знать.

— Как же не имеете, если вы его из посёлка Прибрежного в Телищево увели, а он и есть мой племянник. А что касается до собственно моей особы, то я являюсь вполне законной его тётушкой, и я одна из тех тётушек, которые за вами поглядывала из окна дома 24.

— Тётушка? — после всего пережитого, Алексей Николаевич не удивился внезапному явлению тётушки злополучного жениха, посреди вымершего села, с эксцентричной метлой.

— Хорошо, что я тут всех знаю, и меня тут все знают — кого не спросите, все вам про меня подтвердят, тем более, и бабка моя была не последний человек на селе. И вашего племянника, который племянник Кондратия Степаныча, я превосходно знаю, хотя в прежние времена наши мужевские поселяне были с лютовскими на ножах. Впрочем, это древние сельские традиции.

— Значит, вы всех тут знаете, и вы тётушка жениха?

— Очень рада, что вы наконец-то стали хоть что-то понимать, а в таком случае и я имею надежду добиться от вас правдивого словечка про своего племянника. Меня интересует: что с ним сталось? в какую ловушку очередной раз попалась его беглянка-жена?.. Что вам удалось выяснить и почему вы это всё от меня скрываете?

— Позвольте, уважаемая тётушка, мы пройдёмся до села Лютово, где вы мне укажите на дом племянника Кондратия Степаныча. — Алексей Николаевич попробовал подхватить тётушку под ручку, но та с приличной девичьей строгостью увернулась. — По дороге я вам всё объясню.

— Я и сама хотела предложить вам прогуляться, раз вы так спешите, извольте следовать за мной. — и тётушка двинулась по тропе, заросшей кусточками травы, не выпуская метлы из рук. — И выкладывайте мне наконец всё начистоту, у меня так тревожно бьётся сердце.

Алексей Николаевич понимал, что не нужно выкладывать всю правду перед столь экзальтированной тётушкой, что он и сам не до конца понимает символику происшедших событий, а для дедуктивной проработки нет пока ни времени ни эмоциональной расположенности. Алексей Николаевич как можно более убедительно, но одновременно и уклончиво, рассказал внимающей тётушке, что оставил жениха-племянника в целости и сохранности у одного общего знакомого в селе Телищево, решительно отказался упоминать про девиц, покончивших жизнь самоубийством в колхозном озере, и тем паче не обмолвился ни словечком о встрече с добрым самаритянином, а пошёл на абордаж самой тётушки, не давая ей сообразиться с мыслями, и накладывая на неё обязанности, о которых доселе она вовсе не помышляла.