Доброй смерти всем вам… - [44]

Вижу, что я слегка отвлёкся.

Так в чём же заключалось главное наше прозрение?

Не только в том, что дирги осознали свой особенный долг перед человечеством.

Но в том, что они узрели перед собой свою главную награду.

После того, как мы отправили в иной — надеюсь, куда лучший мир — первую тысячу ведьм, еретиков и богоотступников, в нас зародились дети. Девочки у женщин, мальчики у мужчин. Почти то же (но гораздо более привычное)произошло с Тёмным Народом Аквитании.

Это было тревогой и радостью. Это было надеждой.

И, помимо прочего, побудило нас к поиску Древнего Народа, с неведомых нами пор пребывающего в забвении и рассеянии.

Народа, скрытого даже не среди людей, а в глубине свитых в двойную спираль микроскопических цепочек.

23. Трюггви

Имевшие место и назревающие события извлекли с той стороны главу нашего рода. Ингольв, который пережил большую часть своих детей: одного патриарха и двух матриархинь, не считая менее значительных персонажей. Последние два столетия он превосходно разыгрывал роль отшельника где-то на Кавказе или там в Атласских горах, и никакие политические события тому не могли воспрепятствовать.

Постучал он в дверь нашего милого сквота среди бела дня, ничуть не таясь, несмотря на довольно примечательные одёжки. Либо наряд средневекового рыцаря без меча, либо ряса францисканца-спиритуала без верёвочного пояса, зато с поддетым под неё исподним бельём. Проще — грубая шерстяная хламида до пят с широким рукавом, из чьего раструба выглядывает узкий, из скользкого шёлка. Чтобы вшей, знаете ли, не заводилось. Перехвачены одежды поясом, вернее — шарфом какой-то хитрой работы, вроде бы пряденым из серебряной нити. Шикарные белые кудри непокрыты, на ногах, поверх рейтуз, ботинки хорошей спортивной фирмы.

А в чём проблема-то? Все младшие поколения уже успели привыкнуть, что Верховный Волк в их дела практически не вмешивается.

Да в том, что Искорку поразил своеобразный «недуг куртизанок». То есть она влюбилась в свою природой данную пищу точно так же, как жрица сладостного искусства — в одного из тех, кто берёт её напрокат. Ничего, в общем, страшного, кроме того, что этот семидесятилетний грудничок видит смерть там, где для любого раскрылось бы великолепие жизни. И упивается близостью первой из сиамских близняшек.

Но ведь все чувства преходящи — со временем должно пройти и это.

Так мы думали поначалу. Не понимая смысла происходящего до конца.

Кажется, я слишком легкомыслен. Привык всюду совать свой нос, ну, допустим, подзорную трубу, и притом безнаказанно. Собирать информацию, не заботясь о том, куда она проследует дальше.

А проследовала она не только к моему сердечному дружку Хьяру, но и к сестре-мамочке Рунфрид. И через них — в самые высокие инстанции, которые мигом почуяли неладное. И ещё какое.

— Исключения подтверждают правило даже тогда, когда их гораздо больше? — задала однажды Руна риторический вопрос. В этот летний день все мы, кроме пострадавшей стороны, то есть Синдри, собрались в большой зале нашей почтенной руины, чтобы побеседовать за полным кофейником: способ приготовления аравийского нектара старомодный и не очень эффективный, конечный продукт слегка отдаёт железкой и мылом, но зато сосуд очень красив. Его слепили из той же огнеупорной глины, что идёт на модные турки, и украсили лепным орнаментом, который кстати помогает удерживать градус напитка.

— Аксиома остаётся верной, пока не появится вторая, включающая в себя первую как частность. Но не опровергающая вполне, — кивнул Хьярвард.

— То есть постулаты этого мира вообще нельзя опорочить, будто бы они спущены с небес Богом? — возопил я, и хор пронзительных голосов подхватил мой вопль. Надо сказать, что когда я говорил «все», имелась в виду и малышня, которую, как мы убедились, невозможно вытравить из оккупированного помещения даже дустом. А уж особенно — когда разговор явно предназначен не для детских ушек.

— Пустите детей приходить ко мне, — гулко провещал наш Волк. Он самым удобным манером откинулся на диван, в одной руке сжимая фарфоровую чашечку с кофе, а под локтем другой прижимая к боку зловредную Дуа. И продолжил:

— Мы давно успели привыкнуть к вот таким почкам и полагаем, что стрела времени не может быть направлена вспять. Но даже в вашем тесном кругу имеются сфинксы. Вот этот юноша рождён от жены, — его подбородок ткнулся мне в лицо, — и вряд ли есть смысл упирать… уповать на то, что это такой же андрогин, как все дирги. Следовало бы нам с самого начала отмечать генетические капризы.

— А вот у Дуа на всех пальчиках ногти, только на том, которым она особенно любит царапаться, коготок, — хмыкнул я. — И никак не изволит превращаться обратно.

— Трюг, — вступила Руна, — не о тебе одном речь. Обо мне тоже: дирг от плоти логра. И о Синдри. Помимо прочего, я всегда считала её воплощением нерождённого сына той женщины.

— А кем вы все считали её аманта? — спросил Волк. — Или не считали вовсе, ибо он не из вашего рода-семени?

— Рождён примерно семь десятков лет назад, — задумчиво проговорил Хьяр. — Примем его слова за правду.

— А они и есть правда. Такой замечательный взломщик железа вполне мог проследить свою биографию до самых первых страниц, — Волк пригнул лобастую голову, в очах блеснуло нечто алое.