Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц - [67]
«Я хотел выйти с высоко поднятой головой, — сказал Стащек, — потому что знал, что вы все будете смотреть на меня!»[577]
На следующий день во время обеда Стащека вызвал начальник лагерного гестапо Грабнер. Казалось, посылка напомнила Грабнеру о присутствии Стащека в лагере. Через полчаса его расстреляли[578].
Витольд не упоминает о смерти Стащека, хотя потеря одного из ближайших соратников, безусловно, стала ударом и для него лично, и для всего подполья. Теперь ему придется взять на себя работу Стащека, пока не будет найдена замена.
Однако Витольд нанес ответный удар: после продолжительных поисков его радиоэксперт Збигнев наконец достал детали, которых не хватало для завершения сборки коротковолнового передатчика. Посылая сигналы, они серьезно рисковали — их могли запеленговать специальные немецкие фургоны, патрулировавшие район, поэтому сообщения были предельно краткими. Никаких записей об этих сообщениях не сохранилось, но, скорее всего, подпольщики передали последние данные, собранные Стащеком. Помимо 35 000 евреев, которых тем летом отравили газом в Биркенау, около 4000 заключенных умерли от тифа и еще 2000 были казнены или убиты инъекцией фенола. Витольд не знал, получает ли кто-нибудь их радиограммы, но узники Аушвица выходили в эфир, их могли услышать те, кому небезразлична судьба заключенных лагеря смерти, и это вселяло надежду[579].
Подпольщики старались облегчить страдания пациентов госпиталя и тайно доставляли в лагерь все больше лекарств. Эдвард Бернацкий, работавший в бригаде садовников, подсчитал, что в течение лета 1942 года он собрал почти девять литров глюкозы, антибиотиков и обезболивающих, а также вакцину против тифа для семидесяти заключенных. Деринг настоял, чтобы Витольд тоже получил прививку: он был слишком ценен для организации, а риск заражения возрастал. В блоке Витольда половина заключенных слегли с лихорадкой, в том числе его сосед по койке. Заболевшие тифом были и среди подпольщиков, например боксер Тедди и садовник Эдвард[580].
Эдвард Бернацкий. Ок. 1941 года.
Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау
Деринг пытался защитить и пациентов госпиталя: он подправлял записи в медицинских картах, чтобы казалось, что больные поступили недавно — длительное пребывание в госпитале означало гарантированный укол фенола. Даже тех, кого отобрали для казни, иногда удавалось спасти в последнюю минуту, если вместо их карты подложить карту человека, который умер в этот же день. Деринг делал все, чтобы наладить дружеские отношения с одним из новых врачей, гауптштурмфюрером СС Фридрихом Энтрессом. Он помогал немцу оттачивать мастерство хирурга в обмен на освобождение пациентов от казни фенолом. Тем летом Деринг частенько прибегал к этой уловке[581].
Подпольщики видели, как Деринг любезничает с доктором-эсэсовцем, и многие выражали обеспокоенность по поводу его преданности их общему делу. Все более резкая и высокомерная манера общения Деринга отталкивала даже тех, кто знал о его деятельности в интересах подполья. Однако последней каплей стал инцидент с контрабандными лекарствами. Деринг воспользовался тайником подпольщиков и подкупил капо строительного отряда, чтобы покрасить операционную и выложить ее плиткой. Как-то утром Генек Обойский, работник морга, зашел в комнату строительной бригады и заметил, что немец-капо добавляет себе в чай глюкозу. Генек сразу же вызвал Деринга на разговор[582].
Фридрих Энтресс. Ок. 1946 года.
Предоставлено Мемориальным музеем холокоста
Оба отличались вспыльчивым характером, но Деринг знал, что Генека лучше не провоцировать: рассказывали, что однажды Генек размозжил голову капо из госпитального морга и бросил его тело в крематорий. Если Генек кипел от злости, это могло обернуться чем угодно. Деринг начал оправдываться, но Генек уже все решил. Он больше не доверял доктору и перестал приносить ему контрабандные лекарства[583].
В конце августа Энтресс сообщил Дерингу, что для борьбы с эпидемией тифа планируется провести отбор по всему госпиталю. Жуткая новость. Деринг предупредил Витольда о намерениях эсэсовцев, и они принялись за работу, стараясь вытащить из госпиталя как можно больше людей. Тедди лежал в блоке для выздоравливающих. «Вставай!» — прошептал ему Витольд[584].
Тедди едва мог шевелиться, поэтому Витольд привел двух санитаров, и втроем они дотащили Тедди до его блока. Деринг и Витольд работали изо всех сил, но на оформление документов для выписки каждого больного требовалось определенное время. До комендантского часа им удалось спасти лишь часть пациентов.
Утром следующего дня Деринг осознал, что в блоке для выздоравливающих есть еще целая палата, до которой они не добрались. В этой палате лежал его знакомый еврей Станислав Таубеншлаг, зарегистрированный в лагере как ариец. До подъема оставалось совсем немного времени, но Деринг успел одеться, выскользнул на улицу и разбудил Станислава и других пациентов.
— Немедленно покиньте госпиталь, — скомандовал Деринг и пообещал позаботиться о документах для выписки[585].
В тот же миг они услышали шум — это приближались грузовики. Деринг выбежал из госпиталя и, увидев Энтресса и Клера, поспешил к ним. В предрассветных сумерках доктор-эсэсовец походил на призрака, лицо его было бледным и не выражало никаких эмоций. «Отбору подлежит весь госпиталь», — произнес Энтресс. Все отобранные пациенты будут доставлены в Биркенау для так называемого специального лечения. Деринг понял, что это значит. Он заявил, что многие пациенты, которые находятся на лечении, могут полностью выздороветь, особенно те, у кого уже прошла лихорадка. Энтресс отмахнулся от Деринга и велел начинать с блока для выздоравливающих
