Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц - [45]
Витольд понимал, что на планирование восстания уйдет несколько месяцев, а организация боевого отряда таких размеров — весьма опасное дело. Но теперь он шел на работу воодушевленным вновь обретенной целью. Он работал на территории старой сыромятни за пределами лагеря. Там собрали несколько сотен квалифицированных рабочих. Это были кожевники, слесари, кузнецы и портные, которые в прошлом имели собственные мастерские, а теперь должны были производить продукцию для лагеря. Но капо организовали небольшой бизнес и предлагали услуги заключенных эсэсовцам. Немцы постоянно приходили в мастерские, и Витольд ощущал чудовищную близость к своим мучителям. Вот мимо прошел Хёсс, чтобы заказать модель самолета для старшего сына. Затем появился Фрич, желавший получить подсвечники с чеканкой с изображением Белоснежки и семи гномов. Фриц Зайдлер, который угрожал заключенным неминуемой смертью в первую же ночь их пребывания в лагере, подошел прямо к столу в мастерской резьбы по дереву. За этим столом друг Витольда Винценты работал над портретом Гитлера для их капо. Зайдлер посмотрел на них и на картину. Все напряглись в ожидании его вердикта[376].
— Выглядит неплохо, — сказал он наконец. — Когда закончишь, я повешу его у себя дома[377].
— Это честь, господин, — вмешался капо. — Это большая честь[378].
Кажимеж Равич. Ок. 1941 года.
Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау
Возвращаясь с работы, Витольд обдумывал план восстания. Он использовал любой момент, чтобы поговорить на эту тему с другими заключенными. Один подпольщик, который работал кожевником, организовал секретное местечко в помещении сыромятни. На сыромятне было несколько глубоких ям, где хранились химические растворы. Кожевники держали одну яму пустой и сухой и, чтобы прикрыть ее, клали поверх ямы бревна, на которые были натянуты полосы сохнущей кожи. Это было идеальное место для встреч подпольщиков. Иногда кожевники приносили коровьи и свиные уши, обжаренные в печи в сушильне, и можно было подкрепиться. Было и еще одно преимущество: на сыромятне стоял большой чан с теплой водой для замачивания кож — в него можно было окунуться, как в ванну. «Я искупался и снова почувствовал себя так, как когда-то на свободе, — вспоминал Витольд. — Словами этого не передать»[379].
Такие моменты были скоротечны, но Витольд даже не думал о том, чтобы продлить их, — он ждал восстания, хотя вокруг была только смерть. В День независимости Польши, 11 ноября, эсэсовцы назвали на перекличке номера 151 узника и отвели их в закрытый дворик, недавно построенный рядом со штрафным блоком. Их расстреляли по одному из пневматического ружья со скользящим затвором — такие ружья использовались для забоя скота. Крови было так много, что она ручьем текла по желобу под воротами во двор и на улицу[380].
Витольд был на работе, когда узнал о случившемся. Некоторое время стояла гробовая тишина. Кто-то из резчиков заплакал. Пошатываясь, вошел Отто, дружелюбно настроенный немец-капо.
— Бога нет! — с горечью произнес он и дрожащими руками достал сигарету. — Это не сойдет им с рук. За такой грех они должны проиграть войну[381].
Несколько дней спустя Витольд, разговаривая с Винценты, заметил, что число эсэсовцев, охранявших сыромятню, сократилось до двадцати человек. В декабре их насчитывалось уже не более десяти человек. Может быть, эсэсовцев подкосило какое-нибудь расстройство желудка, но это было неважно[382].
— Видишь? — прошептал Витольд, когда они с Винценты пришли в мастерскую. — Мы могли бы легко одолеть их, переодеться в их форму и напасть на лагерь[383].
Винценты хотел рассмеяться, но Витольд посмотрел другу в глаза, и в его голосе зазвучали другие нотки.
— Теоретически это возможно, — осторожно проговорил Винценты[384].
Так начался следующий этап борьбы Витольда.
Глава 9. Сдвиги
Лидер подполья Стефан Ровецкий получил донесение Витольда об отравлении газом советских военнопленных. Ни он, ни Витольд не знали, как реагировать на такой поворот событий. Безусловно, все, что творили нацисты в Аушвице, противоречило международному праву. Но Ровецкий не видел связи между убийствами заключенных в лагере и репрессиями в отношении еврейского населения Варшавы. Немцы согнали еврейскую общину города численностью четыреста тысяч человек в гетто, и тысячи людей каждый месяц умирали там от голода и без медицинской помощи. Люди Ровецкого сообщали, что нацисты проводят массовые расстрелы евреев на оккупированном Германией востоке Польши. Однако Ровецкий рассматривал эти факты как отдельные проявления антисемитизма, не понимая, что это начало кампании массовых убийств[385].
Массовое отравление в Аушвице казалось исключительным событием, и соратники Ровецкого предположили, что газ — это какое-то новое оружие, которое испытывают перед применением на фронте. Планы нацистов сделать лагерь главным пунктом содержания советских военнопленных свидетельствовали о том, что немцы будут использовать советских людей в качестве рабов, так же как и поляков[386].
Ровецкий записал донесение Витольда и передал документ своему лучшему курьеру — Свену Норрману. Это был степенный швед пятидесяти четырех лет, который руководил польским филиалом шведской электротехнической фирмы в Варшаве. Норрман презирал нацистов за все, что они учинили в городе, который стал ему родным. Он считал, что, как сторонний наблюдатель, обязан сообщить об увиденном. Швеция соблюдала нейтралитет в войне, и Норрман мог свободно перемещаться между Варшавой и Стокгольмом. Это делало его идеальным курьером. Ровецкий регулярно встречался с Норрманом в ресторане «У Эльны Гистедт» в центре города. Там они всегда могли рассчитывать на надежность хозяйки, приличную трапезу из продуктов с черного рынка и пиво, скрытно подававшееся в бумажных стаканчиках
