Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц - [22]

.

Эрнст Кранкеманн. Ок. 1941 года.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Кранкеманн держал в рукаве нож, и Витольд видел, как он ходит вдоль шеренги и наносит удары тем, кто, по его мнению, неправильно стоит в строю. Одного человека он вытащил и забил до смерти. К тому времени Витольд уже был свидетелем десятка убийств, но сейчас он словно вырвался из затяжного оцепенения. Глядя из окна на строй заключенных, он был уверен: они чувствуют то же самое, что и он, — раскаленную добела ярость, пробивающуюся сквозь коллективный страх и апатию. Впервые с момента прибытия Витольд подумал, что сумеет собрать силу, способную дать отпор капо. Если ему удастся завербовать достаточно людей, они будут вместе с ним убеждать узников прекратить доносы друг на друга и помогать самым слабым[170].

* * *

Эйфория была недолгой. Попытки Витольда в течение следующих нескольких дней привнести дух коллективизма в свою комнату не нашли поддержки у Шталлера. Казалось, этот капо инстинктивно понимал, что способность Витольда поддерживать в комнате порядок без применения грубой силы — вызов всей философии лагеря. Он предупреждал Витольда, что необходимо использовать более жестокие методы. Однажды утром немец рассердился и выгнал Витольда из блока на три дня, чтобы тот нашел работу в лагере.

«Просто чтобы ты понял, каково это на вкус, — сказал Шталлер, — и по-настоящему оценил комфорт и спокойствие жизни в блоке»[171].

Чтобы попасть в хороший отряд, нужно было выдержать рукопашную после переклички. Витольд не знал этой хитрости и попал в гравийный карьер. Лагерь располагался в старом русле реки, поэтому гравий был повсюду, а у главных ворот находилась яма. Одна группа заключенных доверху нагружала тачки гравием, другая толкала их вверх по сходням на плотно утрамбованную дорожку вдоль ограды. Через каждые десять метров стояли капо с дубинками[172].

Витольда определили во вторую группу. Загруженная тачка была тяжелой, и Витольд изо всех сил пытался удержать равновесие. Небо потемнело, начал моросить дождь. Ему и остальным приходилось бежать со своим грузом, а дорожка стала вязкой и скользкой от грязи. Завернув за угол, он понял, для чего предназначался гравий: из земли торчала труба крематория, словно саваном окутанная дымом. Витольд уже видел ее из-за ворот, но впервые подошел так близко. Дым проникал в его ноздри ужасающим сладким запахом жареного мяса[173].

Крематорий работал всего месяц, но администрация лагеря уже беспокоилась о том, сможет ли он удовлетворить их потребности «даже в довольно благоприятное время года». В низкой постройке рядом с дымоходом располагалась двойная муфельная печь, работавшая на угле и способная сжигать семьдесят трупов в сутки. Эсэсовцы заказали еще одну печь, а также хотели увеличить производительность уже имевшейся: для этого необходимо было изолировать стену здания наклонным валом, который теперь помогал строить Витольд[174].

Печь крематория.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Спустя два часа бега с нагруженными тачками Витольд был совершенно измотан. Он делал передышки, когда мог, но капо избивали тех, кого замечали за бездействием. Более длительный перекур получалось устроить, если капо решали прикончить кого-нибудь из заключенных за то, что он уронил или опрокинул свою тачку. В этот момент колонна останавливалась, и Витольд, делая глубокий вдох, пытался замедлить сердцебиение. Через некоторое время он неосознанно начал высматривать того, кто с наибольшей вероятностью оступится следующим — «какой-то адвокат с животиком… учитель в очках… пожилой господин», — чтобы сориентироваться, сколько ему ждать следующего перерыва[175].

К концу дня он едва волочил ноги. Вечерняя перекличка под дождем длилась невыносимо долго. Он собрал всю силу воли, чтобы отложить немного хлеба на утро. Проснулся он голодным, все тело ныло от боли, одежда не высохла. К третьему дню он сильно ослабел и знал, что недалек тот момент, когда и на него набросятся капо с дубинками[176].

За обедом Шталлер объявил, что Витольд может вернуться в свой блок.

«Теперь ты знаешь, что такое работа в лагере, — сказал капо. — Делай свою работу в блоке лучше, иначе я навсегда вышвырну тебя обратно в лагерь»[177].

Но Витольд не желал потакать немцу. Утром после переклички он пошел к Шталлеру, чтобы сообщить, что в блоке трое больных и они не могут идти на работу. Шталлер снова впал в ярость. Очевидно, он считал, что Витольд должен был хорошенько поколотить больных.

«Больной в моем блоке?! … У меня нет больных!.. Все работают… и ты тоже! Довольно!» — кричал немец[178].

Он ворвался в комнату. Двое мужчин лежали у стены и тяжело дышали. Третий стоял на коленях в углу.

Капо указал на него: «Что он делает?»

«Молится», — ответил Витольд.

«Молится? — спросил Шталлер недоверчиво. — Кто же его этому научил?»[179]

Немец заорал, что этот человек идиот, что Бога нет, что это он, а не Бог, дает ему пищу. Человека, который молился, Шталлер не тронул. Он обрушил свой гнев на двоих других и избивал их, пока они, собрав последние силы, не встали на ноги.

«Вот видишь! — зарычал Шталлер. — Я говорил тебе, что они не больны! Они ходят, могут работать! Убирайтесь! На работу! И ты тоже!»