Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц - [23]
«Вот видишь! — зарычал Шталлер. — Я говорил тебе, что они не больны! Они ходят, могут работать! Убирайтесь! На работу! И ты тоже!»[180]
С этими словами он навсегда выгнал Витольда из блока. Задание оказалось под угрозой, но разве Витольд мог рассчитывать, что станет лидером для других заключенных, если позволит себе дать слабину? Отряды уже разошлись на работу, поэтому Витольд присоединился к тем, кого не приняли в госпиталь: эти люди должны были выполнять упражнения на плацу в наказание. Они стояли по стойке смирно и ждали капо. Два дня шел дождь, и на улице похолодало. У некоторых заключенных не было ни кепок, ни носков, ни обуви, и они ощущали, как влажный воздух с реки проникает сквозь тюремную одежду. Они дрожали, их руки и губы посинели, но двигаться было нельзя. В какой-то момент появился Шталлер. Похоже, он отвел того узника, который молился, в больницу на лечение — он был странным человеком, этот капо. Увидев Витольда, Шталлер остановился и загоготал[181].
«Жизнь утекает сквозь пальцы», — сказал он, вытянул руку и стал перебирать пальцами, изображая дождь[182].
Через несколько часов сквозь туман засияло солнце, пришли капо, и началась тренировка. Обычно занятиями руководил капо по имени Лео Вечорек, бледный сорокалетний мужчина с тонкими бровями и томными карими глазами. После особенно «урожайных» на убийства тренировок Вечорек любил играть на губной гармошке, сидя на ступеньках своего блока. Он велел заключенным встать в круг и отдал первый приказ: прыгать, прыгать, прыгать — как лягушка. Витольд тут же понял, что в его сабо, не подходивших по размеру, это невозможно. Заключенным разрешалось держать обувь в руках. Прыгая, Витольд отбивал ступни о грубую гальку плаца. Вскоре его ноги кровоточили, с каждым прыжком всё сильнее. Отдохнуть удалось только один раз, когда кто-то упал и Вечорек или другой капо прикончил его. Забивая человека, капо обычно шутили и передразнивали его, повторяя звуки предсмертного хрипа умирающего[183].
Лео Вечорек.
Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау
Витольд внезапно вспомнил сцену из детства. Несколько работников с фермы поймали и мучили какое-то животное. Оно умирало и кричало от страха, а они смеялись. Витольд был в ужасе от такой жестокости, он постарался забыть о том случае и вырос с верой в истинную доброту людей. Только теперь он вспомнил несчастное животное и понял, насколько был наивен. В детстве он увидел людей такими, какими они были на самом деле, — жестокими и порочными[184].
Дорожно-строительный отряд. Ян Комский, послевоенные годы.
Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау
После обеда к Витольду и остальным присоединился штрафной отряд. В лагере был гигантский каток, который использовали для строительства дорог. Обычно такой каток тянут четыре пары лошадей, но в лагере в него запрягли пятьдесят заключенных-евреев. Второй каток, поменьше, тащили двадцать священников. На первый каток взгромоздилась рыхлая туша Кранкеманна. Он поднял дубинку вверх и держал ее как скипетр, время от времени опуская ее и нанося удары по голове какого-нибудь узника. Он катался по плацу взад и вперед, и если кто-то падал от его удара или от истощения, он заставлял других переехать упавшего человека. Безумная тренировка не прекращалась до вечерней переклички. Тогда Кранкеманн спустился, чтобы осмотреть расплющенные тела. Те, кто в этот день остались в живых, получили отдых[185].
Третье утро занятий спортом Витольд встретил с мыслью, что этот день станет для него последним. Он стоял в кругу вместе с другими, спиной к воротам. Отряды расходились на работу, заместитель коменданта Фрич проверял номера. Наказание должно было начаться с минуты на минуту. Какое-то чутье заставило Витольда оглянуться, и он увидел, что к ним бежит капо, ответственный за распределение по отрядам, — Отто Кюзель, тридцатилетний бродяга и мелкий воришка из Берлина. Витольд был в таком отчаянии, что сделал шаг ему навстречу[186].
Отто Кюзель. Ок. 1941 года.
Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау
— Ты случайно не умеешь устанавливать печи? — спросил Отто[187].
— Так точно. Я печник, — соврал Витольд[188].
— А ты хороший печник?
— Конечно.
Отто велел ему выбрать еще четверых человек и следовать за ним.
Капо побежал в сарай у ворот. Витольд, прихватив первых попавшихся людей, поспешил за ним. Им выдали ведра, мастерки, кирки и известь. Видимо, Отто забыл сформировать рабочий отряд — вот почему он так торопился и охотно поверил Витольду. Отряд выстроился у ворот, чтобы Фрич проинспектировал его и назначил двух охранников[189].
Не веря в свою удачу, Витольд шагал по открытой местности в сторону железнодорожной станции. Туман еще держался у разбросанных кое-где крестьянских домов и на заросших полях вдоль дороги. Эсэсовцы потребовали освободить территории вокруг лагеря для своих нужд и выгнали местных жителей: лучшие дома возле станции и вдоль реки получили семьи офицеров СС, остальные строения разбирали, а материалы использовали для других объектов[190].
Старая часть Освенцима вытянулась по отвесному противоположному берегу Солы примерно в полутора километрах от лагеря. Среди зданий на горизонте выделялся замок XIV века, где семья Хаберфельд, главные местные производители водки и спиртных напитков, хранила свой знаменитый шнапс и ароматизированные ликеры. В пригороде Освенцима проживали в основном поляки, но половина горожан были евреями. На так называемой Еврейской улице располагались синагоги, хедеры и иешивы
