Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц - [17]

.

Заключенных снова выстроили в очередь и распределили по блокам. Капо продолжали издеваться над ними, хотя теперь, в предрассветных сумерках, почему-то казалось, что эти дикари уменьшились в размерах. Остриженные, одетые в полосатую тюремную робу не по размеру или в старую военную форму, заключенные с трудом узнавали друг друга[124].

Блок Витольда — номер 17а — находился на втором этаже барака, стоявшего на плацу. Там заключенных разместили в комнатах площадью двадцать восемь квадратных метров, по сто человек в каждой комнате. Голые стены блока, старая облицовочная плитка и допотопные светильники придавали ему вид исправительного учреждения Викторианской эпохи. Витольд и другие узники нашили на рубахи свои номера и красные треугольники, обозначавшие их статус: политзаключенные. Вконец измученные, они разложили на полу тонкие джутовые матрасы, чтобы хоть немного отдохнуть остаток ночи. На одном матрасе с Витольдом спали еще два человека: они лежали вплотную друг к другу, подложив под голову сабо и полосатую форму. Окно было закрыто, а стены стали влажными от конденсата. Люди стонали во сне, храпели, ругались друг с другом, пытаясь сменить позу. Шок Витольда сменился унылым оцепенением. Попасть в лагерь ему удалось. Пора приступать к работе[125].

* * *

Едва Витольд сомкнул глаза, как прозвучал гонг. В комнату ворвался Алоиз Шталлер, немец-капо, заведовавший блоком, и принялся избивать всех, кто не успел встать на ноги. Заключенные поспешно сложили матрасы, взяли банки для супа и толкаясь поспешили в коридор, пока Шталлер выгонял людей из других комнат. Затем он заставил людей бежать вниз по лестнице и одеваться на улице[126].

Вход в блок Витольда (в 1941 году блоку присвоили другой номер — 25а)

От реки до лагеря разлился туман. Витольд ориентировался на темные силуэты тех, кто шел впереди. Их погнали за стену здания, к уборной — открытой траншее, вдоль которой был направлен луч прожектора. Очередь уже сформировалась, капо отсчитывал по двадцать человек и давал каждой партии по несколько секунд. Мытье было обязательным, но на помывку отводилась всего одна цистерна во дворе, и вся толпа заключенных толкалась вокруг нее. Витольд едва успел набрать в свою банку немного солоноватой воды до того, как толпа рассеялась, словно стайка испуганных птиц[127].

Ночью. Ежи Потшебовский, послевоенные годы.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Завтрак привезли в комнаты. Один из помощников Шталлера разливал из металлического бака горькую на вкус жидкость, которую называли кофе. Заключенные проглотили завтрак, сложили свои кружки и вернулись на улицу, где узники прошлых партий уже собрались, чтобы послушать новости из внешнего мира. Старожилы выглядели более худыми и бледными, чем вновь прибывшие. Новички спрашивали их о лагере. Нужно иметь глаза на затылке — вот все, что бывалые заключенные могли посоветовать[128].

Помывка заключенных с помощью помпы. Ежи Потшебовский, послевоенные годы.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Из здания вышел Шталлер. В прошлом он был строителем и происходил из Рейнской области. Шталлеру было тридцать пять лет, у него был длинный тонкий нос, а уши торчали под странными углами. Прежде Шталлер поддерживал коммунистов. Его арестовали в 1934 году за то, что он вешал антинацистские плакаты в своем родном городе, и приговорили к бессрочному содержанию в концентрационном лагере. «Учитывая неисправимый характер осужденного, его следует считать врагом государства» — этими словами завершил свой отчет начальник тюрьмы, выступив против условно-досрочного освобождения[129].

Даже если когда-то в душе Шталлера и теплились искры сопротивления, то теперь они все угасли, и за готовность служить режиму его вознаградили должностью капо в Аушвице. Брат Шталлера погиб на польско-немецком фронте. Шталлер люто ненавидел поляков и винил их в развязывании войны. Он заставлял заключенных обращаться к нему «Херр капо» (то есть «Господин капо»), при этом узник должен был снять кепку и встать по стойке смирно. Между собой заключенные называли его Алоиз Кровавый[130].

Ежедневное управление лагерем осуществляли капо вроде Шталлера, которые получали дополнительную еду и были освобождены от каторжных работ, если как следует выполняли свою функцию — держать остальных заключенных в ежовых рукавицах. Система капо применялась и в других концлагерях, но, выполняя призыв Гитлера уничтожать расовых врагов, капо подвергали заключенных Аушвица особенно тяжелому труду и муштре. Тех, кого идентифицировали как священников или евреев (они составляли незначительное меньшинство узников), отправляли в штрафной отряд, где они сталкивались с еще более суровым обращением[131].

Капо были вынуждены постоянно доказывать свою безжалостность. «Как только капо перестает нас удовлетворять, он тут же лишается должности и возвращается к другим заключенным, — позже объяснял глава СС Генрих Гиммлер. — Он знает, что в первую же ночь его забьют до смерти». В Аушвице капо были немцами, которые уже имели представление об этой системе по концлагерю Заксенхаузен под Берлином. Они назначали себе помощников в блоках, обычно поляков из местных жителей, знавших немецкий