Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц - [100]
Теперь Витольд редко виделся с соратниками по подпольной работе. В начале мая на квартире у Макария Щерадзкого он встретился с Тадеушем. Два дня спустя Витольд снова пришел к Макарию. Был вечер, в окне квартиры горел свет. Он поднялся по лестнице и постучал в дверь. Макарий ответил. Витольд открыл дверь и шагнул через порог. Щерадзкий с женой сидели в комнате, рядом стояли люди в темных костюмах. Кто-то схватил Витольда, и прежде чем он понял, что происходит, два человека препроводили его вниз по лестнице к ожидавшей машине. Витольда привезли в неприметное здание в центре города. Он оказался в небольшой выбеленной комнате на первом этаже. В ней стояли стол и два стула. На столе лежала ручка и бумага. Витольда вежливо попросили сесть, и сопровождавшие его люди ушли[864].
О дальнейших событиях никаких сведений нет. Скорее всего, Витольда допрашивал начальник польской службы госбезопасности Ружаньский. Его обычная тактика заключалась в следующем: заявить арестованному, что о его преступлениях все известно и его сообщники уже дали показания. Возможно, именно тогда Витольд узнал, что Тадеуша задержали накануне. Ручка и бумага были приготовлены для чистосердечного признания Витольда Пилецкого.
После Ружаньского пришел худощавый, красивый мужчина по имени Эугениуш Химчак, главный следователь. Люди, которые доставили Витольда на допрос, были с ним вежливы. Перед Химчаком же стояла другая задача — сломить дух арестованного. Он использовал простую металлическую линейку, которой бил заключенных — наносил удары плашмя или острыми краями линейки. К другим методам Химчака относилось «ощипывание гуся» (заключенным вырывали волосы и ногти), прижигание сигаретой лица и медленное стягивание металлической ленты, закрепленной на голове человека, до тех пор, пока жертва не потеряет сознание. Вскоре Витольда перевели в другую тюрьму в районе Мокотов, где пытки продолжились[865].
Двенадцатого мая прокурор предъявил Витольду обвинение в государственной измене. Витольд пытался пойти на сделку со следствием и предлагал свои донесения и мемуары в обмен на безопасность своей семьи. В отчаянии Витольд написал чистосердечное признание в стихотворной форме и направил его Ружаньскому. Витольд сравнил себя с больным чумой, который бредет по городу и заражает каждого встречного.
«Я обращаюсь с этой мольбой / только для того, чтобы меня наказали / по всей строгости закона, / потому что даже если я потеряю жизнь, / я предпочту смерть жизни с такой раной в сердце»[866].
Шли дни, день сменялся ночью, боль уходила, и оставалась лишь память о боли. За шесть месяцев — с мая по ноябрь 1947 года — Витольда допрашивали более ста пятидесяти раз. Он говорил правду, он лгал, он говорил то, что, как ему казалось, от него хотели услышать. В конце концов он подписал все, что ему сказали подписать, и его вернули в камеру.
Фотография Витольда, сделанная после ареста. Май 1947 года.
Предоставлено семьей Пилецких
Больше его не допрашивали. Иногда он слышал крики, доносившиеся из какой-то камеры. После Рождества его вывели из тюрьмы и в качестве свидетеля доставили в суд. Процесс проходил над священником, с которым Витольд когда-то работал. В зале суда Витольд стоял, опустив голову, — вероятно, у него были сломаны обе ключицы; руки висели по бокам. Он произнес несколько слов, и его отправили обратно в камеру[867].
В феврале 1948 года против Витольда и семи его товарищей, в том числе Марии Шелонговской, Тадеуша Плужаньского и Макария Щерадзкого, были выдвинуты официальные обвинения. Судебное заседание назначили на 3 марта. Государство предоставило Витольду адвоката, который отнесся к нему по-доброму и согласился связаться с его семьей. У Витольда не было права на свидания, но адвокат сказал, что его жена Мария может присутствовать на открытых судебных заседаниях и разговаривать с ним до начала слушаний.
Дело Витольда должно было стать одним из первых в стране показательных процессов, выстроенных по советской модели. Польские коммунисты хотели продемонстрировать свою силу. Правительственные газеты пестрели заголовками, в которых Витольда называли главой «банды Андерса» и наймитом западных империалистов. «Предатели угрожают обществу и нашей замечательной молодежи», — говорил диктор государственной радиостанции[868].
Витольду разрешили побриться и помыться перед судом. Судебное заседание власти намеревались записать на пленку и транслировать по радио. Витольда под усиленной охраной полиции доставили в районный военный суд на улице Кошикова. Витольд был в черном костюме и галстуке. Зал суда был переполнен. Витольд сел на деревянную скамью рядом с другими обвиняемыми и увидел в зале Марию и Элеонору.
Прокурор Чеслав Лапиньский, бывший офицер подполья, зачитал список выдвинутых против Витольда обвинений: измена родине, заговор с целью убийства должностных лиц Управления безопасности, неявка в органы власти для регистрации, использование фальшивых документов и незаконное владение огнестрельным оружием. Витольд равнодушно смотрел вперед. Каждое из этих обвинений грозило серьезным тюремным сроком, измена родине каралась смертной казнью. Судья вызвал Витольда за трибуну, чтобы тот ответил на обвинения. Низким, едва слышным голосом Витольд признался, что прятал оружие и использовал поддельные документы. Однако он отрицал, что работал на иностранное государство и что планировал убийство сотрудников службы государственной безопасности. Во время перерыва Марии и Элеоноре разрешили ненадолго подойти к нему. Элеонора спросила, чем они могут ему помочь
