Добродетельная вдова - [30]

Забудет ли он, сможет ли забыть когда-нибудь, как взглянул в её глаза, как она смотрела на него, выкрикивая, что любит его… как затрепетала от наслаждения, доводя его до беспамятства вместе с ней?

Словно всю свою жизнь он смотрел на плоскую картину и не знал, что есть настоящая жизнь, в новом измерении, которая ждёт по другую сторону холста. Или же всю свою жизнь пробовал разнообразные блюда и не знал, что есть на свете такая вещь, как соль…

Нет, не отыскать поэтических образов, чтобы описать, каково делить страсть с Элли. Даниэль знал только, что хотел прожить до глубокой старости так, чтобы любить её каждый день своей жизни.

Он наклонился и стал будить её поцелуями, улыбаясь, когда она потянулась с сонным наслаждением и приникла к нему, ещё не успев проснуться….

Поздним утром появился экипаж, чтобы забрать их в Ротбери. На дверце красовался герб. Элли удивлённо обратила взор к Даниэлю. Слишком уж великолепная карета для фермера.

Он усмехнулся.

— Она принадлежит вдовствующей виконтессе леди Ротбери, любовь моя. Когда я сказал ей, что привезу невесту, она настояла, чтобы я взял её экипаж.

— Должно быть, она очень добросердечная леди.

— Можешь, что угодно говорить, — согласился сухо Даниэль. — Только я со своей стороны приписал бы это привычке повелевать. Эта женщина портит мне жизнь с тех пор, как потеряла мужа и старшего сына.

— О, бедная леди. Должно быть, она одинока, Даниэль.

Он кивнул:

— Да, ей нечем заняться. Тем не менее, сейчас она со дня на день ждёт внучку, и я надеюсь, что дитя в будущем будет держать её от меня подальше. — Он подхватил узел с пожитками Элли и подмигнул: — Во всяком случае, не имея сейчас собственной повозки, я не стал бы смотреть в зубы дарёному коню.

— Я и не собиралась.

Элли задумчиво хмурилась, собирая свои вещи. Очевидно, Даниэля раздражала манера его работодательницы отдавать распоряжения. Элли надеялась сгладить между ними эти шероховатости.

Поскольку им всё равно грозило неизбежное выселение, Элли уже собрала вещи. Своих курочек она оставила Неду, раз уж Даниэль заявил, что их у него полным-полно, а больше забирать было нечего. За несколько минут их нехитрые пожитки разместили в карете, потом путешественники захватили Эми с сержантом и отправились на север.

Поездка в Ротбери была долгой, но отнюдь не утомительной. Дорогой они пели песни да играли в игры, которые затевала Эми. И обменивались тайными взглядами и прикосновениями, напоминающими Элли о волшебстве её чудесной брачной ночи и последующим за ней утренним пробуждением, и вызывающими в теле трепет, восхитительное ожидание грядущих ночей и пробуждений.

Элли вспоминала о том, как несколько недель назад заявила Даниэлю, что они уже «спали», когда и в помине не было никакого слияния, плоть к плоти. Она думала о выражении на его лице, когда она это сказала, смесь недоумения и внезапного озарения… такое снисходительное.

Какой же она была наивной. Она не понимала, что делить любовь с Даниэлем — это придание нового значения самому понятию любовь, глубокая, сильная близость, которая не просто плотская… хотя и в высшей степени плотская. Элли никогда не забыть ту почти пугающую близость, напряжение, как она взорвалась безудержными волнами острого наслаждения под его взглядом.

Она считала, что раз уж в её браке с Хартом плотская близость играла роль незначительную, то так же будет и с Даниэлем. Верила, что по своей природе всё это грубо, скрытно и необходимо лишь для продолжения рода. Потому что так на это смотрел Харт.

Но с Даниэлем всё это не имело ничего общего. С Даниэлем это было, как… ритуал, приносящий радость. Замечательная простейшая необходимость, в которой они сливались так, что Элли и представить себе не могла. Не обыденное соединение плоти — а… всего. Тела, души, разума. При воспоминании её охватил трепет. И наслаждение. С Даниэлем это было небесное поклонение, и в той же степени земное счастье. Они любили друг друга в спальне так много раз, что отголоски в них живы до сих пор. Словно за одну ночь их тела связало навеки невидимыми неразрывными нитями.

Карета покачивалась в такт мыслям. Между ними вспыхнуло взаимопонимание, вызывая в памяти моменты пробирающего до дрожи наслаждения. Элли не просто любила Даниэля. Она была его частью. А он жил в ней.

Ласковым взглядом она наблюдала, как он играет в ладоши в Эми, притворяясь неуклюжим медведем с большими неловкими лапами. И что-то затрепетало внутри, когда она посмотрела на него. В его больших красивых ладонях не было ни крупицы грубости. Они заставляли её тело петь, и оно до сих пор беззвучно пело там, глубоко внутри.

Даниэль преображал её в ночи, бормоча нежные слова, лаская в тех местах, которые прежде не знали ласки, порождая ощущения, прежде ей неведомые… даже в воображении. Словно он знал её тело лучше её самой.

Элли поймала его взгляд, и уловила притаившуюся волчью улыбку. Он зорко посмотрел, словно знал, о чём она думает, и Элли зарумянилась, когда как его взгляд вдруг стал пристальным, и в нём промелькнуло голодное выражение. Он желал её. Одну-единственную ночь он любил каждую её частицу руками, губами и глазами, возрождая к жизни, о которой Элли не подозревала прежде. И Элли так этим восхищалась, что до сих пор не переставала удивляться…