До встречи в смертинете - [35]

— Честно? Я об этом не думала. Я всегда думала о творчестве. И теперь поняла — я бездарность. Потихоньку я делаю то, на что гожусь: организую кружки для талантливой молодежи, издаю журнал, газету, веду четыре паблика, посвященных литературе… Но это ведь не творчество! Кому-то пришла в голову идея самолета, кто-то его нарисовал, кому-то суждено на нём полететь — а я навсегда останусь завинчивать гайки. Понятно, что без гаек не будет самолета. И без таких как я не будет литературы. Да. Завидно до удушья тем, кто полетел. Я боролась с самолюбием много лет, чтобы принять свою роль. Продолжить завинчивать гайки.

— Ты считаешь, что цель творчества — признание и слава?

Лиса помотала головой.

— Цель творчества — чувство великого самоудовлетворения. Самостоятельное и полное осознание ценности созданного, которое не блекнет от сравнения себя с другими. Мне ни разу не довелось этого испытать.

— По твоему определению оно никак не зависит от признания и славы, великое самоудовлетворение?

— Не зависит. Но иногда слава и признание могут его внушить.

— Получается, самые счастливые творцы — пишущие в стол графоманы?

Лиса пожала плечами.

— Может быть. Может быть… Давай выпьем что ли… А то мне стало грустно.

— У меня сердце. Врач запретил.

В напудренном заостренном старостью лице Лисы появилось что-то жалкое.

— Ну… Тогда я выпью, а ты на меня посмотришь.

Город ждал Рождества. Прокатиться вечером в предпраздничную неделю в такси по центральным улицам — подарить себе полчаса сказки. Армия Санта-Клаусов: разом воспряв от летней спячки, стряхнули пыль со своих войлочных сапог и красных тулупов, расселись в витринах магазинов — улыбчивыми зазывалами. С неба спустились любопытные звездочки: посмотреть, к чему это люди так усердно готовятся? — и расселись на проводах. Самые дружные крепко держатся за руки — повсюду гирлянды.

На перекрестках больших проспектов разместились ёлочные базары. Лежат красавицы вповалку, туго перемотанные бичевой. Каждая ждёт, что придут именно за ней — отнесут в тепло, разрежут постылую веревку и распустить она вольно, распушит шикарные кудри, порадуется обновкам: десяткам серег стеклянных, отражающих счастливые лица детей, бусам длинным, пушистому шарфику из мишуры, шиньонам серпантиновым, диадеме с бриллиантами-огоньками…

Погода в канун Рождества мягкая — белый сиамский кот лёг на город брюхом. На припаркованных автомобилях тонкая корочка снега: ни дать ни взять — пряники в сахарной глазури!

В супермаркетах пахнет мандаринами и всегда скидки на конфеты в коробках. В каждом детском саду и в каждой школе не покладая ножниц вырезают бумажные снежинки.

Роберт отпустил такси на углу, чтобы купить ёлку. Воздух, насыщенный предвкушением праздника, по-особенному щекотал ноздри.

Люди спешили мимо с подарочными пакетами. Огромная надпись — Счастливого Рождества! — над головой Роберта из белой стала голубой, потом синей, а после снова просветлела до белой. Никогда в своей жизни Роберт ещё не был так сильно уверен, как сегодня, в том, что всё будет хорошо. Ожидание чуда поселилось в каждой клеточке его больного сердца.

Рождество — лучшее время, чтобы умереть…

Он купил ёлку и пошел домой. Будущее прояснилось — как рассветное небо заиграло нежными красками приближающегося дня.

— Я бы сама купила! Надо же — притащил! Тебе нельзя напрягаться! — всплеснула руками жена.

— Я хотел лично поселить торжество в доме. Для меня это важно. Может, последний раз…

— Не говори так!

Роберт взглянул на жену с усталой укоризной: она ведь давно знает, что он умрет, но не перестает говорить фальшивые слова.

— Здорово, папа! Она вдвое выше меня!

Дочь в пышном платьице со школьного бала — прелесть! Подол невесомый и жесткий — как безе — усыпан мелкими радужными блестками. Сын в шапочке с оленьими рогами. На Рождество будут гости. По квартире полз запах запеченной курицы. Роберт любит свою семью. И всегда любил.

Сердце сжалось в груди как пригретый за пазухой новорожденный щенок.

— Пусть будет, как ты хочешь, — сказала жена, впервые за годы его болезни улыбнувшись искренне и потому грустно.

Роберт шагнул и молча заключил её в объятия:

— До свидания… — шепот в самое ухо, — на всякий случай, если не успею сказать. Спасибо…

Роберт благодарил эту женщину за то, что она прошла вместе с ним большой отрезок извилистой дороги между рождением и раем. Он больше не боялся смерти — Дживанна была закончена и отправлена по электронной почте менеджеру компании Смертинет, ведущему его клиентский договор.

Проснувшись утром в постели, чистой, пышной как свежий снег за окном, Роберт почувствовал: времени осталось совсем мало. На внутреннем таймере включился обратный отсчет. Он осторожно поднялся, раздвинул шторы и утопил взор в тишайшем белом океане. Улица пустовала — после ночного праздника люди обычно отсыпаются до обеда — ничто не вмешивалось в беззвучное торжественное шествие королевы-зимы. Роберт взглянул наверх. Бледно-голубая прозрачность неба, тонкое кружевное облако — точно брошенная наугад свадебные подвязка… Ему пришло на ум ещё одно дело, которое недурно было бы успеть сделать — посетить могилу Графа.