До встречи в смертинете - [32]

Он нажал кнопку лифта. Подождал. Нажал снова. Не работает. Плохо дело, значит. Пустые лифты блокируются, если есть возгорание. Роберт вышел, чтобы глянуть с улицы.

Высоко-высоко, на двадцать первом этаже, рыжеволосая дочка великана высунулась в окно. Ветер теребил её развивающиеся густые вихры.

Во двор свернула пожарная машина — все громче заходилась плачем сирена — словно ребенок, которого вместо того, чтобы пожалеть, наказывают за поднятый крик.

Рыжая великанша высовывалась из окна всё смелее — жениха что ли ждала из дальних странствий?

Роберт, конечно, тревожился о своих детях, но они ведь могли выбежать, у них есть ноги. А Дживанна? Кто спасет её из пламени?

— Папа? Что ты домой не идёшь?

Сын отделился от кучки ребят и подошел.

— Гляди. Нет у нас больше дома.

Мальчик поднял голову и увидел то же, что видел отец.

Роберт набрал жену. Она как раз встречала дочь с бальных танцев. Всё обошлось. Никто не погиб. Кроме…

Вокруг стояли люди, эвакуированные из пострадавшей секции дома. Хорошо, никто из них не знал, что Роберт — хозяин горящей квартиры. Сейчас он бы не вынес сочувствия.

— Я не хочу больше жить.

— Но жить надо, — сказал проходивший мимо пожарный.

Он каждый день вынимал из огня людей и знал, о чём говорит.

Глава 5

После второго инфаркта долго уже не живут. Медицинская статистика свидетельствует, что третий инфаркт в большинстве случаев становится фатальным.

У Роберта оставался последний отрезок времени неизвестной длины и неизвестного качества, чтобы осуществить задуманное однажды.

Дживанна рожденная и погибшая продолжала беспокоить его.

Лежа практически без движения и глядя на вырезанный рамой кусок неба, Роберт чувствовал, что теряет время. Он не мог не укорять себя за это. Он не мог не злиться на свою слабость, но должен был слушаться врачей — срок его будущей жизни напрямую зависел от того, как пройдет реабилитация.

Закрыв глаза, Роберт видел Дживанну перед собою.

Жена носила на лице жалкую улыбку надежды и ободрения. Его или себя саму подпитывала она этой улыбкой, он не знал. Не исключено, что улыбка была парадно-выходная, и всё остальное время валялась у жены в бардаке перепуганной души.

Беда повергла её в растерянность.

Роберт жалел жену. Его болезнь пришла в её мир неожиданно, ворвалась без стука. Ведь она ничего не знала о Дживанне. Каждый больной тайными тропами интуиции рано или поздно приходит к знанию об истинной причине своей болезни. О той причине, которую не назовет ни один врач. Медицинские предпосылки развития заболевания — переедание, переохлаждение, перегрузка, прочие «пере» и «недо» — всегда вторичны. Роберт не переставал удивляться: Дживанна убила его, и она же заново привязывала его к жизни. Из неё произрастали радость и отчаяние, как прекрасные и ядовитые цветы произрастают из земли не задевая друг друга.

Творчество — способность к художественному обобщению ощущений, умозаключений, волеизъявлений индивида. Единственная природная потребность человека, не обусловленная инстинктом выживания.

Что есть талант? Необходим ли он для творчества? Или творчество ценно само по себе как неоспоримое проявление человеческого в человеке; а великое творчество, гармоничное по форме и содержанию, есть не более чем случайность, заметное отклонение от среднего уровня, аномалия живой природы?

И не потому ли таланту сопутствуют страдания, что он суть самое сильное порождение плоти, своим развитием влекущее эту плоть к гибели? Нужны ли таланты природе, если они вмешиваются в счастливую бездумную животную жизнь, навсегда лишая своих обладателей покоя?

Дживанна будто обладала собственной волей и неотвратимо рвалась наружу подобно младенцу, разрывающему плоть матери. Женщины, потерявшие новорожденных детей, стремятся как можно скорее дать жизнь снова. И Роберт не мог оставить свою Дживанну пеплом.

Он просил жену подавать ему в постель материалы для работы. Она первое время отказывалась это делать, призывала супруга пощадить неокрепшее здоровье, но Роберт был непреклонен.

— Простишь ли ты себе, если по твоей вине во мне умрет моё единственное произведение?

Жена смотрела на него с извиняющим сожалением. Тот, кто никогда не творил, не в силах разделить отчаяние умирающего художника.

Она принесла ему всё, что он просил. «Чем бы дитя ни тешилось!»

Роберт ревновал свою работу к чужим глазам. Рисунки он заворачивал в непрозрачные пакеты, какие используют для упаковки сумок на входах гипермаркетов.

Сердце его по ночам стучало медленно, напряженно, с трудом. Оно каждый раз собиралось с духом, прежде чем повернуться на своих алых перинах — точно задремавшая старуха, когда постучали в двери: свои? чужие? открывать? не открывать?

Роберт не спал, он брал под язык таблетки, что всегда стояли на столике у кровати. Он гладил грудь ладонью и разговаривал шёпотом со своим сердцем: просил у него, виновато, как просят у друга в долг, ещё пару миллионов ударов.

В последнее время он думал начать запись мозговой карты. Роберт знал немало грустных историй: работал, откладывал, мечтал, погиб внезапно, не попал. Свой островок бессмертия строить лучше заранее.

Двадцать лет назад Роберт открыл счет, куда каждый месяц уходила оговоренная сумма: раньше копили на гробы, теперь — на место в цифровой вечности.