До конца времен - [121]

– Спасибо, что приехали. Это был очень храбрый поступок, – чуть слышно сказала Лили, когда Роберт уже садился в машину. Отец сам велел ей проводить гостя до ворот, что было с его стороны знаком высокого доверия, которым он проникся к издателю. – Жаль, я не могу уехать с вами! – добавила она грустно. Лили произносила подобные слова впервые в жизни, и это было не пустое нытье. Она говорила правду.

– Я бы тоже этого хотел, – ответил Роберт, заглядывая ей в глаза. – Ваш отец – очень суровый человек, Лиллибет.

– Да, он строгий и упрямый, но хороший. И добрый.

– И тем не менее… Если вы сейчас скажете мне не издавать вашу книгу, я не буду. Не хочу поломать вашу жизнь.

– Нет, не скажу. – Лили покачала головой. – Я по-прежнему хочу, чтобы вы ее издали. – При этих словах в ее глазах вспыхнул огонек решительности, и Роберт подумал, что она такая же упрямая, как мистер Петерсен.

– А вдруг отец выгонит вас из дома? Как это называется… Избегание?

– Надеюсь, до этого не дойдет. В крайнем случае я смогу жить у Маргарет – это старая подруга моей матери. Думаю, она меня примет. – Лили, однако, вовсе не была уверена в том, что говорила. Если отец убедит старейшин подвергнуть ее избеганию, все члены общины будут обязаны ее избегать. Никто не рискнет помочь ей – из страха оказаться в таком же положении. И все же Лиллибет не верила, что Генрик может решиться на подобное. Он был очень суров, когда речь заходила о правилах «Орднунга», но Лили знала, что отец любит ее. Наказать он ее может, но прогнать?.. Навряд ли.

– Если что-то пойдет не так, можете приехать в Нью-Йорк, – предложил Роберт, криво улыбнувшись.

– Когда-нибудь, – пообещала она. – Было бы очень интересно взглянуть на него хоть одним глазком, но жить там… Я, наверное, не смогу.

– Думаю, Нью-Йорк вам понравится, – дипломатично заметил Роберт и пожал ей руку; поцеловать ее в щеку он не решился – вдруг кто-нибудь наблюдает за ними из окна? – Значит, решено, книга будет издана, так?

Он пристально посмотрел на Лиллибет, и она кивнула.

– В таком случае нам – то есть вам – придется ее редактировать. Вы согласны?

Лиллибет снова кивнула, хотя и не представляла, как это можно будет устроить – особенно в ее теперешней ситуации.

– Спасибо, что приехали, – снова поблагодарила она, и Роберт, кивнув, сел за руль и завел мотор. Прежде чем отъехать, он долго смотрел на нее; наконец машина тронулась с места, и Лиллибет, помахав ему вслед, повернулась и направилась к дому. На сердце у нее было тяжело – приезд Роберта перевернул все в душе девушки, оживил былые надежды и мечты. А главное, Лили больше не хотелось жить в мире, где царили средневековые законы, где она подчинялась тирану-отцу, где ей не с кем было поговорить по душам и никто не мог защитить ее от трудностей и проблем, сыпавшихся как из рога изобилия. Это было очень странное чувство, и возникло оно в те минуты, когда машина Роберта на ее глазах удалялась все дальше и дальше. Так Лили могла бы смотреть вслед уходящему в дальние страны паруснику, на борту которого ей очень хотелось оказаться и который увозил от нее единственного в мире близкого друга.

Слезы катились по щекам Лиллибет, когда она вошла в дом и поднялась к себе. Только это был уже не дом – ей казалось, будто она возвращается в тюрьму, из которой нет выхода.

Глава 18

Неожиданный приезд Роберта слегка успокоил Генрика. На следующий день он глядел на Лили чуть приветливее, чем обычно, и даже сказал ей несколько слов. Очевидно, на него подействовали вежливость и уважительные манеры издателя, который показался Генрику неплохим человеком. Слегка удивляло его только то, что в свои тридцать шесть Роберт не был женат, но он не слишком об этом задумывался, зная, что у «англичан» хватает странностей и причуд. Того, что парень начнет ухаживать за его дочерью, Генрик не опасался: Роберт, несомненно, был человеком здравомыслящим и благоразумным, к тому же он демонстрировал совершенно искреннее уважение к законам и правилам аманитской общины и не мог позволить себе ничего подобного. Кроме того, целью его приезда явно был бизнес, а не какие-то романтические чувства, поэтому Генрик решил, что на сей счет можно не волноваться.

Да, он не мог отрицать, что молодой «англичанин» пришелся ему по сердцу, однако свой запрет на публикацию злосчастной книги Генрик отменять не собирался. Он не позволит Лиллибет сделать это ни сейчас, ни потом. Так решил он – глава семьи, и дочь должна ему подчиниться, если не хочет, чтобы ее отлучили от церкви и изгнали из общины. Генрик дал ей это понять совершенно недвусмысленно, да и «англичанин», кажется, тоже убедился, что все его красноречие ни к чему не привело. Придется им обоим смириться – и они, похоже, смирились.

Лиллибет действительно больше не спорила и не возражала отцу. Генрику было невдомек, что в глубине души она тоже приняла решение. Лили хотела, чтобы ее книга была напечатана, и одновременно надеялась, что отец все же прислушается к голосу сердца и не выгонит ее из дома. Он любил ее, и она тоже его любила. Конечно, папа рассердится, когда правда выплывет наружу, но Лили не сомневалась, что со временем он успокоится и все пойдет по-прежнему. В конце концов, Генрик и мальчики слишком сильно в ней нуждались: кто станет им готовить, стирать и штопать, если старейшины объявят ее вне закона? И Лили продолжала, как обычно, заниматься привычными делами, ни слова не сказав отцу о своем решении. Это не казалось ей обманом, просто она не видела смысла осложнять с ним отношения. До того момента, когда ее книга выйдет из печати и попадет на полки магазинов, оставалось еще месяцев десять, и Лиллибет предпочла тактику умолчания прямому вызову, способному только озлобить обоих.