Дни нашей жизни - [6]

— Ничего я не собирался, — раздражался Лев. — Я и жить с ребёнком не собирался.

Стало тихо. Скрипнул стул.

Наверное, то, что я тогда почувствовал, можно сравнить с мыслями ребёнка, который узнал, что должен был стать абортом. Они меня не хотели.

Я заплакал. Тихонько, чтобы не привлекать внимание.

После тишины, продлившейся больше вечности, Слава наконец произнёс:

— Семья — это то, что с тобой навсегда. Вещи, красота, партнёры — пришли и ушли, а семья никогда не уйдёт. Он — моя семья. Если ты не планировал быть её частью, то я тебя не держу.

— Я хочу, я не это имел в виду! — быстро ответил Лев.

Шаги зазвучали ближе, и я быстро метнулся к коробке с игрушками — делать вид, что я упоительно играю и ничего, совсем ничего, вот даже чуть-чуть, не слышал.

Уже открыв дверь комнаты, Слава сказал, обернувшись на пороге:

— Тогда я больше не хочу этого слышать.

Они не разговаривали до вечера, а у меня не очень получалось чем-то себя занять. Я не понял слова про мир и про реальность, у меня даже чуть-чуть не было об этом догадок. Непонимание тревожило ещё больше, а чувство вины за произошедшее висело в груди тяжёлым камнем.

Я уснул с тоскливыми мыслями, а первым, кого увидел утром, был Лев. Этого я меньше всего ожидал. Он обычно не обменивался со мной больше чем двумя фразами и уж тем более не будил по утрам.

Да и тогда он не то чтобы «будил». Сел на край моей кровати, явно чувствуя себя не в своей тарелке, и спросил неестественно бодрым голосом:

— Хочешь, сходим сегодня погулять? Вдвоём.

Я не хотел. Но сказал:

— Хочу.

Я понял, что это как-то связано с их вчерашней ссорой и, наверное, это Слава его попросил. Мне было важно не расстраивать Славу, поэтому я был готов.

Думаю, Лев руководствовался теми же мотивами.

Мы молчали всю дорогу. Молча дошли до детской площадки, где я в своём молчаливом одиночестве пару раз съехал с горки, поковырялся в песке и вернулся к нему, молча наблюдавшему за мной со скамейки. Только тогда он спросил:

— Ты закончил?

Я кивнул, и мы пошли в сторону дома.

Мы вернулись бы домой через тридцать минут после того, как оттуда ушли, но судьба, или Вселенная, или, может, сам Иисус плюнул с небес, но, в общем, домой мы попали не скоро.

По дороге домой нам надо было пережить всего лишь один пешеходный переход. Он был красивый, со светофором и сводил к минимуму наши шансы не дойти до дома. В тот день мы стояли возле него рядом с какой-то женщиной и ждали, когда загорится зелёный свет Я не брал Льва за руку, когда переходил дорогу, а он не настаивал. За светофором я тоже не наблюдал, и когда женщина рядом со мной пошла вперёд, рефлекторно двинулся за ней.

Лев схватил меня за плечо и вернул на место. Раздражённо начал говорить что-то про то, что ещё горит красный свет и надо самому думать, а не повторять за другими людьми, как обезьяна. Звук визжащих тормозов оборвал его речь, мы одновременно подняли головы и увидели, как перед пешеходным переходом отчаянно пытается затормозить автобус. А женщина, у которой были все шансы остаться целой и невредимой, потому что она ещё не дошла до него, решила, что у неё есть все шансы успеть пробежать, а у автобуса — затормозить.

Но шансов не оказалось ни у кого из них.

Он глухо стукнулся о её тело, и она упала. Всё было так медленно, что, мне кажется, я даже успел рассмотреть, в какой неестественной позе она падала на асфальт.

Пассажиры повалили из автобуса, создав вокруг женщины плотное кольцо. Водитель тоже вышел, страшно ругаясь. Я заметил, что стою один, а Лев, не говоря ни слова, пробирается через толпу.

Я тоже подошёл, но мне было не пробраться — слишком маленький. Я ходил кругами, пытаясь протиснуться то через одни ноги, то через другие, но никто меня не пропускал.

Лишь в один момент, когда пара человек вышли из толпы и люди встали посвободнее, я смог разглядеть эту несчастную женщину, лежащую на асфальте, и Льва, сидящего рядом с ней.

Тогда я подумал: «Она умерла».

Как мама.

Как парень из фильма про любовь.

И заплакал.

Так сильно заплакал, что привлек внимание сердобольных женщин.

— Мальчик, ты с кем? — спросила меня тётенька с очень красными губами.

Я плакал и не отвечал.

— Ты один здесь? — спрашивала она, наклонившись так близко, что я чувствовал запах духов — таких же, как у моей бабушки.

— Не-е-е-ет! — проныл я сквозь слёзы.

— А с кем?

— С п-а-а-а-пой!

— А где твой папа?

— Та-а-а-ам, — и я показал пальцем в сторону Льва.

Женщина сжала мою руку и потащила через толпу. Передо мной замелькали ноги-ноги-ноги.

— Пропустите мальчика к папе! — голосила она, призывая людей расступиться.

И вот я оказался в первом ряду и стал наблюдать за странными манипуляциями Льва над женщиной. Он несколько раз спрашивал её имя и просил не закрывать глаза. Я плохо помню, что происходило, потому что сидел на карточках, ныл и заглушал для себя весь окружающий мир.

Я старался никуда не смотреть, уткнувшись в колени, и вернулся в реальность, только когда почувствовал, что меня подняли в воздух. Обнаружил себя на руках у Льва.

— Всё хорошо, — неожиданно ласково говорил он мне. — С тётей всё хорошо. Пойдём посмотрим.

Он подошёл к носилкам, на которых женщину загружали в машину Она была в сознании и, кажется, даже слегка улыбнулась мне.