Дни, когда я плакала - [52]

– Куинн, – произносит он с придыханием, словно затаенную мысль, словно мое имя крутилось у него на языке, и он даже сам не понял, как позволил ему скатиться.

– Картер, – произношу я в той же манере.

Время уже за полночь. Я устала, особенно с учетом прошлой ночи, но я не готова завершить разговор с ним. Его голос, его слова, его присутствие успокаивают меня. Я могу это признать. Он успокаивает меня.

– Итак, – говорит он, – трусики и лифчик или только трусики?

Беру свои слова назад. Больше никакого спокойствия.

– Картер, мне кажется, ты не должен спрашивать меня о таком.

– Почему?

– Потому что это грязно, а мы с тобой, мы не такие.

– Мы не грязные?

– Мы не вместе.

– И что? Это не имеет значения.

– А что имеет значение? Что ты от этого получишь?

Он драматично выдыхает.

– Облегчение.

– Это не твое дело, Картер, – я подтягиваю одеяло к подбородку.

– Ладно, ты права, Джексон, – сдается он.

Я поворачиваюсь на бок, лицом к стене. Почему я так расстроилась из-за того, что он сдался?

Он говорит.

– Мне, пожалуй, пора. Уже поздно.

– Ага, ладно.

– Доброй ночи, Куинн.

От этих трех слов внутри у меня порхают бабочки. Я словно парю над своим телом, словно Картер Беннетт вообще не мог пожелать мне доброй ночи.

– Доброй ночи, Картер.

Я кладу трубку, кладу телефон на кровать экраном вниз и закрываю глаза. Сон сейчас от меня дальше, чем был весь день. Я не должна чувствовать себя такой окрыленной. Не должна уже скучать по нему. Не должна поднимать свой телефон и набирать ему сообщение: «Только трусики».

И тем не менее я это делаю.

Причины, по которым этой ночью я не сплю

1. Картер пишет мне в ответ: «Офигеть! Что ты со мной сделала?»

2. Я пытаюсь понять, что он имеет в виду. Я с ним что-то сделала?

3. Я представляю его в постели, думающего обо мне в нижнем белье.

4. Что вызывает у меня ответные мысли о нем в нижнем белье.

5. Я уверена, что мы оба знаем, о чем мы оба думаем прямо сейчас, и я не уверена, что мне спокойно от этого понимания.

6. Я не знаю, как мне вести себя с ним завтра. Я продолжаю проигрывать в голове все возможные сценарии.

7. И я продолжаю представлять, что случилось бы с нами, если бы Оливия с Имани подождали еще пять минут, прежде чем выйти на патио.

8. Я понимаю, что так и не ответила Мэтту вчера. И что мне всё равно.

9. Так что теперь я не знаю, что делать со своим списком дел, ведь если я кому-то и должна признаться в своих чувствах, то это Картеру.

10. Думаю, я могла бы сделать это. Завтра.

Глава 19 Каково это – целоваться с Картером

Картер пишет мне ранним утром: «У Оливии с Оденом всё складывается не очень. Он сегодня к тебе не приедет. Буду только я».

Я психую. Не знаю, что мне надеть. Среди моей одежды нет ничего столь же сексуального, как то красное платье.

Папа подходит к моей двери, удивленно глядя на меня – всё еще в полотенце.

– Что случилось? – он перешагивает через ворох одежды.

– Пап, у меня нет одежды. Вообще ничего, кроме каких-то мешков и… – я вытаскиваю белую блузку с рюшами и кружевом, – и вот этого, что бы это ни было.

Папа садится на мою кровать.

– Это из-за того парня? Картера, да?

Я удивлена, что он помнит его имя. Но потом до меня доходит, что он сидит на моей кровати, а он заходит ко мне в комнату только ради того, чтобы поговорить.

Заметив, как я смотрю на него, он похлопывает по постели ладонью.

– Иди сюда, сядь.

Я с опаской присаживаюсь рядом с ним. Пожалуйста, давай только не будем говорить о Колумбийском университете.

Он смотрит на свои руки, лежащие у него на коленях.

– Я хочу извиниться за то, как вчера говорил с тобой о Хэтти.

Ох. Такого я точно не ожидала, тем более что папа никогда не извиняется. Я не отвечаю, потому что… Что вообще принято говорить, когда кто-то перед тобой извиняется? Спасибо? Я тебя прощаю? Всё в порядке? Ничто из этого не кажется мне подходящим. Ничто не кажется правильным.

Он поднимает на меня взгляд.

– Потеряв своего отца, я так злился на него за то, что он умер. У меня было такое чувство, будто он умер специально, чтобы я пожалел о том, что поступил в Колумбийский университет. Он не хотел, чтобы я уезжал так далеко.

Я киваю. Я знала про дедушку.

– Я вернулся из Нью-Йорка, чтобы похоронить его и провести с Хэтти каждую возможную секунду. И ты тоже можешь.

– Пап, Хэтти теперь не та Хэтти, которую я знала. Меня пугает то, кем она теперь стала. Я боюсь, что она не помнит меня.

Он возмущенно смотрит на меня:

– Конечно, она тебя помнит, Куинн. Она спрашивает о тебе каждый раз, когда я прихожу.

У меня округляются глаза, губы дрожат.

– Правда?

– Ну конечно, дочка, – он приподнимает мой подбородок.

Я не видела Хэтти почти год. И всё это время, несмотря на усиливающуюся болезнь Альцгеймера, она продолжает спрашивать обо мне.

Папа встает.

– Одевайся, – говорит он.

Я смотрю, как он уходит, и его слова отдаются эхом у меня в голове. «Она спрашивает о тебе каждый раз, когда я прихожу». Моя Хэтти спрашивает обо мне. Может, это настоящая она, а не просто оболочка, оставшаяся от той, кем она была. Может, она всё еще внутри.

– Папа, подожди, – кричу я ему вслед.

Он оборачивается, остановившись в дверном проеме.

– Мне нужно еще с тобой поговорить.