Дни, когда я плакала - [51]

.

Я отвечаю.

– Привет!

– Приветтт, – он добавляет еще парочку «т». – Ты в постели?

– Ага. А ты?

– Тоже, – отвечает он.

Я представляю: его голова там, где лежала моя прошлой ночью, его тело под голубым одеялом, в одних только боксерах. Ну я так думаю… На самом деле я ведь не знаю, в чем он спит.

Словно прочитав мои мысли, он спрашивает:

– В чем ты сейчас?

На моих губах появляется удивленная улыбка.

– Картер, это совершенно неуместно.

– Что? – он смеется. – Как будто ты не думала о том же самом.

Определенно думала.

– Не играй со мной, – говорит он.

– Зачем тебе это знать? А что сейчас на тебе?

– Ничего, – отвечает он.

Я открываю рот, но из него ничего не вылетает. Ничего – как нет ничего и на нем.

Он смеется.

– Да шучу я, Джексон.

Я издаю нервный смешок.

– Не, на мне нижнее белье и носки. Если честно, я не понимаю, зачем люди полностью одеваются, когда ложатся спать. По мне так слишком много ткани.

– Согласна.

Абсолютная тишина. Интересно, какое у него сейчас лицо.

– Ты согласна? И что это значит? Во что ты одета, Джексон?

– В то же, что и ты, за исключением носков.

– Уа-а-а, – завывает он, – черт!

Я прикусываю нижнюю губу.

– Как бы там ни было, мы собирались поговорить не об этом.

– Сначала не об этом, но теперь да. Когда ты сказала «в то же, что и я», подразумевалось еще что-то и сверху?

– Картер!

– Что? Это крайне важная информация.

– Ты хочешь узнать про Дестани или нет?

– Если честно, я не знаю, смогу ли теперь на этом сосредоточиться.

Я прячу улыбку, словно он может ее увидеть.

– Тогда я кладу трубку.

– Нет, подожди! – Он делает глубокий успокаивающий вдох. – Ладно-ладно, я постараюсь.

Я смеюсь.

– Уверен?

– Да. Начинай свой рассказ. – Я ничего не говорю, и он добавляет: – Пожалуйста! – От его низкого голоса у меня по спине бегут мурашки.

– Ладно! – Я тоже делаю глубокий вдох. – Ты знаешь, что в прошлые выходные у Чейза дома была вечеринка?

– Я о ней слышал, да.

– Я была там с Дестани и Джией. Мы были на улице, и Джиа жаловалась целой толпе народа на темнокожую женщину, которая обвинила ее в краже вещей из «Гэп», а она и правда кое-что украла, – я закатываю глаза. – Но, жалуясь, она то и дело называла темнокожую женщину словом на «н», – шепчу я, снова чувствуя себя виноватой, – а я просто сидела там, позволяя ей говорить это снова и снова.

Он молчит. Я думала, что он упрекнет меня в трусости, но нет.

– Когда Джиа поняла, что я тоже стою там, – мой голос звучит, будто в тумане, – она заявила: «О боже, здесь Куинн». И все посмотрели на меня.

– Это ужасно.

– Это еще было не самое плохое. Когда они осознали, что я стою среди них, Дестани, моя лучшая подруга, сказала им: «Да не волнуйтесь за Куинн. Она всё равно практически белая».

Я закрываю глаза, слушая, как он дышит. Мне всё еще больно переживать этот момент, потому что, когда я думала, что Дестани вступится за меня, она предала меня и мои чувства. Мне просто не позволено обижаться. Она решила, что я и не обижаюсь.

– Мне кажется, я ушла, ничего не объяснив, потому что мне было стыдно за саму себя. Они уже не первый раз несли всякую расистскую хрень, но я в первый раз осознала, что они могли говорить так и обо мне. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Я совершенно точно понимаю, что ты имеешь в виду, – он продолжает не сразу, подбирая слова: – Я думаю, скоро тебе придется узнать, что значит иметь кожу, как у нас. Это как пробуждение.

– Когда состоялось твое пробуждение? – спрашиваю я.

– Помнишь, я говорил тебе, что раньше ходил в бесплатную школу?

Я киваю, словно он меня видит.

– О том, как мои белые друзья считали меня исключением из своих стереотипов?

– Ага.

– Мне было лет девять или десять, когда мой лучший друг Деррик решил позвать друзей на праздник у бассейна.

– О-оу!

– Ага, – он смеется, – ты уже понимаешь, к чему всё идет. Он сказал, что пригласил всех, но я заметил, что я единственный темнокожий в списке гостей. Спросил его почему, и угадай, что он ответил?

– Расскажи мне.

– Он сказал: «Я решил, что никто из них всё равно не придет, потому что темнокожие не умеют плавать и от воды у них спутываются волосы, так ведь?»

– Ух ты. Я предполагала, что будет одно из двух, но не сразу и то и другое. И что ты сделал после того, как он это сказал?

– Ничего. Я просто перестал с ним общаться, как и ты перестала общаться с Дестани.

– Правда? – Мне становится любопытно. – А если бы у тебя был список из семи вещей, которые ты слишком боишься делать, что бы это было?

Он не сразу отвечает мне. Я слушаю, как он ерзает по кровати, и не тороплю его. Немного погодя он говорит:

– Да много чего.

– Например?

– Ну если я скажу тебе, то буду чувствовать себя обязанным сделать это. Знаешь, я тобой восхищаюсь, Куинн. Ты чертовски смелая. Ты об этом знаешь?

У меня округляются глаза, открывается рот. Я никогда не считала себя смелой. Это очень приятно слышать, особенно от Картера.

– Да я не особо много сделала.

– Ну ты сделала хотя бы что-то.

– Потому что вы с ребятами мне помогли.

Он молчит, потом мычит.

– Может, если бы мы могли помочь тебе, тебе бы тоже было проще, – говорю я.

– Может быть, – пропевает он.

Я молчу, зажав телефон между ухом и подушкой. Он тоже молчит, я представляю, что он лежит в такой же позе. Никто из нас ничего не говорит несколько секунд, несколько десятков секунд.