Дни испытаний - [22]
— Насколько я помню, — возразил он, — там довольно много примеров и наблюдений. Поэтому в данном случае я не могу с вами согласиться.
Михайлов нахмурился и не ответил. Потом он обратился к Бережному, и его лицо сразу переменилось, сделавшись вежливым:
— На какую должность назначается доктор Ветров?
— Я думаю, Лев Аркадьевич, мы дадим ему отделение, которым заведывал Сидоров, — полувопросительно ответил Бережной.
— Считаю, что рано, — коротко заявил Михайлов. — Пусть лучше поработает ординатором, освоится, а таи видно будет. Не надо спешить.
— Ну что ж, — наполовину соглашаясь, сказал Бережной, — можно и так. Вы, товарищ Ветров, ничего не имеете против?
— Я согласен.
Михайлов, считая, что разговор окончен, порывисто поднялся и вышел, проворчав на ходу что–то о своей занятости.
Через четверть часа Ветров ехал в легковой машине за своим несложным имуществом.
Шуршали колеса, мелькали по бокам силуэты зданий. Улица, прямая и широкая, точно набегала на машину, раздаваясь в стороны. Встречный ветер рвал треугольный флажок на радиаторе.
Шофер вел машину уверенно и легко.
— Лихо вы ездите, — сказал Ветров, когда на повороте тот затормозил так, что тормоза скрипнули.
Шофер самодовольно улыбнулся.
— На фронте всему научишься, — сказал он степенно.
— А вы и на фронте были?
— А как же! С самого начала, можно сказать. Комдива нашего возил. — Он переключил скорость и продолжал: — Мы с ним в таких переплетах бывали, что и рассказать трудно. Он отчаянный был, наш комдив, то–есть. Хороший человек, деловой. Последний раз, когда меня ранило, поехали мы с ним в полк — у них там какая–то заваруха получилась… В одном месте никак проскочить было невозможно. Дорога километра на два совсем открыта и обстреливается. Как на тарелке все видно. Только кто покажется — немцы сразу один снаряд сзади, другой — вперед, а уж третьим знай накроют!.. Предупредили нас, а комдив говорит — все равно проехать надо! И меня спрашивает: «Проедем, браток?» Я говорю: «Коли надо, так проедем, товарищ комдив!» — «Так жми!» — говорит и меня по плечу похлопал… Ну, и нажал я… Так нажал, что только в глазах замелькало! Немцы лупят, а я жму! Только слежу, чтоб в воронку не залететь… Проскочили, хоть бы что!.. Правда, когда назад ехали, накрыло–таки нас снарядом. Руку мне перебило. Пришлось одной баранку крутить.
— После этого вы сюда и попали? — спросил Ветров.
— Вот именно! Когда меня отправляли в госпиталь, комдив сам ко мне прощаться заходил. Взял меня за руку и сказал: «Спасибо». Так прямо и сказал! А потом пообещал к награде представить. И, верно, представил… Узнал, в каком я госпитале, и представил…
— И наградили?
— А как же! Одним приказом вместе с доктором нашим, майором Михайловым. То–есть приказ–то был разный, но в одной и той же газете про это было напечатано…
Заинтересованный Ветров, улучив момент, искоса взглянул на грудь шофера. Сквозь его распахнутую кожанку проглядывала чистенькая гимнастерка с аккуратно пришитым воротничком и маленькими начищенными пуговицами. Там, где должен был находиться орден, ничего не было. Ветров не удержался и спросил:
— Чего ж вы его не носите?
— Кого? — не понял шофер.
— Да орден–то.
— Зачем же я его на работе надевать буду? Наше дело грязное, иной раз и под машину залезать приходится. Неровен час, зацепишься за что–нибудь или запачкаешь…
На обратном пути между ними снова завязался разговор. Ветров попытался расспросить шофера о тех людях, с которыми ему придется служить. Он узнал, что начальник госпиталя — превосходный человек, что все врачи тоже очень хорошие люди, но что все они все–таки хуже начальника. Из услышанного ему пришлось заключить, что его собеседник относится к категории тех, кто никогда не бывает недовольным. В его характеристиках было одно хорошее, и только когда речь, зашла о Михайлове, он заявил, что ведущий хирург, повидимому, тоже хороший человек, но ничего определенного о нем он сказать не может, потому что с ним не беседовал. На вопрос Ветрова, знающий ли он врач, шофер сказал, что, вероятно, знающий, раз назначен ведущим хирургом.
— Впрочем, — добавил он, — я в медицине плохо разбираюсь…
Ничего больше от него нельзя было узнать, и Ветров прекратил расспросы.
2
Первый рабочий день для Ветрова начался с операции. Доктор Михайлов, оперировавший аневризму плечевой артерии, пригласил его ассистировать. Он с удовольствием принял приглашение и быстро оделся.
Наблюдая за работой Михайлова, Ветров пришел к выводу, что врач он опытный и свое дело знает очень неплохо. Его неуклюжие с виду пальцы оказались чрезвычайно подвижными и вязали узлы словно играючи. Он очень быстро ориентировался в ране, и в его резких на первый взгляд движениях была строгая последовательность. Подающая инструменты сестра с трудом поспевала за ним, и стоило ей на секунду замешкаться, как Михайлов грубовато возвышал голос и бросал в ее сторону злой взгляд. Раза два, получив плохо работающий инструмент, он швырял его, не глядя, через плечо, и металл жалобно звенел, ударяясь о каменные плитки пола. В этой выходке был особый шик. Вообще было заметно, что Михайлов слегка рисовался той виртуозностью, с которой он владел операционной техникой.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».