Дневники - [32]

Шрифт
Интервал


Трудно уловить разницу между искренним эстрадным артистом и честным жуликом.


Меня сильно рвало вплоть до самого желудка, буквально выворачивало наизнанку, чтобы показать вам нервы, тонкие, как волосы, которые я хранил и растил, как своих детей, украшая и маринуя каждого, как будто Бог трахнул меня и привил эти драгоценные маленькие яйца. И я повсюду выставляю их напоказ, победоносно, как павлин, в материнской гордости, как шлюха, освобождённая от обязанности терпеть частое насилие и пытки, которую продвинули на более достойную работу, просто планируя каждый день, добрая старая полезная простититуция. Мои перья — моя киска.

мультипликация[48]

о, как я люблю брутальный эффект от того, когда предлагается всего

одно слово для размышления, такое, как…

мультипликация

козёл, подумай об этом.

мультипликация

нарушитель закона

нарушитель


Если вы думаете, что всё уже было сказано и сделано, тогда каким образом ничто не решилось и не разрешилось?

Я вас спрашиваю.

Саркастически, с усмешечкой в стиле 90-х.

Своего рода, м-м-м, с целью защиты, чтобы не сказать большего и не сделать самого худшего.


Я отчасти чувствую себя, как придурок, когда пишу о самом себе так, как будто я был американским поп-рок идолом-полубогом, или откровенным продуктом корпоративно-упакованного бунта, но я слышал столько безумно преувеличенных историй или рассказов моих друзей, и я прочёл столько жалких второсортных, фрейдистских оценок из интервью с моего детства вплоть до существующего состояния моей личности, и что я — [просто не смог справиться с успехом] пользующийся дурной славой чёртов героинщик, алкоголик, саморазрушитель, вдобавок чересчур чувствительный хилый, хрупкий, тихий, нарколептический, невротический козёл, у которого в любую минуту может случиться передоз, который, забалдев, может спрыгнуть с крыши. Вышибет себе мозги, или и то, и другое, и третье сразу. О Боже ж ты мой, я не могу справиться с успехом! вина Успех! И я чувствую себя таким невероятно Виноватым! чтобы отказаться от своих самых преданных друзей, тех, кто был верен нам несколько лет назад и через 10 лет, когда «НИРВАНА» станет такой же незабвенной, как «Kaga goo goo», тот же самый очень маленький процент придёт посмотреть на нас на воссоединительных разовых концертах, спонсируемых на пожертвования от подгузников, лысые, толстые. Всё ещё пытающиеся быть РО[У]КЕРАМИ. В парках развлечений. Субботние кукольные спектакли, американские горки и «НИРВАНА».


Спросите Дженни Тами, сможем ли мы переиздать её, как записать эссе к пластинке. Для этого фэнзина.


Несмотря на активную рекламу и влюблённые взгляды вокруг нас в прошлом году я сделал два вывода:

1: мы придумали способ лучше коммерческой записи, чем «Poison».

2: Плохих рок-журналистов в четыре раза больше, чем плохих рок-групп.


Я не гей, хотя я хотел бы им быть, просто чтобы поиздеваться над гомофобами.

Итак, для тех из вас, кто озабочен моим теперешним физическим и умственным состоянием.

Я НЕ НАРКОМАН.

У меня довольно непонятное и доставляющее неудобства состояние желудка на протяжении последних 3 лет, которое, кстати, не связано со стрессом, что также означает, что это — не язва, потому что жгучую, тошнотворную боль в моей верхней брюшной полости появляется безо всякой системы.

[более 7 докторов оставались озадаченными]

Я никогда не знаю, когда это случится, я могу быть дома в самой расслабленной атмосфере, потягивая [борную кислоту] натуральную ключевую воду. Ни стресса, ни суеты, а потом БУХ! Как выстрел: Время Желудка, потом я могу отыграть 100 живых концертов подряд, глотая борную кислоту, и дать несметное количество телевизионных интервью, не имея даже отрыжки. У докторов нет никаких идей, кроме обычной: вот, Курт, попробуй ещё одну пилюлю от язвы, и давай проглоти эту волокно-оптическую трубу под названием эндоскоп с видеокамерой на ней — это в третий раз — и посмотрим ещё раз, что там происходит. Да, твой желудок чрезвычайно воспалён и покраснел. Да, у тебя боль, хорошо, попробуй с этого дня есть одно мороженое. Господи, пожалуйста, [пусть я заболею], чёрт с ними, с записями хитов, только позволь мне иметь свою сугубо индивидуальную необъяснимую редкую желудочную болезнь, которую назовут моим именем, и так мы назовём наш следующий двойной альбом — «Болезнь Кобэйна»[Эндоскоп прекрасно подойдёт для съёмки видеоклипа, почти законченного]. Рок-опера, в которой будет всё о рвотных желудочных соках, освенцимский грандж-мальчик, находящийся на грани анорексии. И вместе с этим эндоскопное домашнее видео.

Поэтому после протеиновых напитков и упражнений, став вегетарианцем, бросив курить, после посещения врачей, сменяющих друг друга, я решил облегчить свою боль маленькими дозами героина для шока целых 3 недели. Некоторое время я работал, но потом боль возвращалась, и я увольнялся. Так делать было глупо, и я никогда не сделаю этого снова, и мне очень жаль всех, кто думает, что можно использовать героин как лекарство, потому что гм, у, он помогает. Наркотическая ломка — это всё то, что вы когда-либо слышали. Вас рвёт, вас мотает, вы потеете, вы гадите в свою кровать точно так же, как в том фильме «Кристиан Ф.» [


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.