Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [86]

В передовой цепи у меня были 5-я и 6-я сотни Нерчинского полка и охотничья команда. 6-ю сотню я послал занять левый хребет. За недостатком патронов приказано стрелять только по верной цели и когда неприятель двинется в атаку.

Японцы громили нашу батарею залпами — сразу разрывалось над нею по шести гранат, но она все держалась; каким-то чудом уцелели прислуга и орудия, были потери только у казаков в прикрытии. Это, однако, так продолжаться не могло, тем более что мы не отвечали на выстрелы противника, не зная точно его расположения. Я послал батарейному командиру кроки с указанием, где находилась неприятельская батарея, но оно могло быть полезно только в том случае, если бы были у нас верные и точные карты. Орудия были откатаны и увезены за деревню Сяогусянцза, откуда они продолжали содействовать наступлению отряда генерала Ренненкампфа.

Покончив с соперником, японская артиллерия накинулась теперь на нас — одна за другой стали рваться их гранаты на узком гребне, который мы занимали. Пачечный ружейный огонь японцев был тоже беспрерывный. Из-за высот, занятых неприятелем, показалась колонна, направлявшаяся к Столовой горе в обход нашего левого фланга. Я приказал графу Келлеру подняться с 5-й сотней на левый хребет и занять позицию левее 6-й сотни.

Генерал Любавин приказал отступать частями до следующих высот, где недавно стояла наша полубатарея.

Начальнику охотничьей команды я приказал выждать, пока японцы начнут спускаться с высот, перейдя в наступление, дать по ним два или три залпа и тогда только отступать, не ожидая моего распоряжения, потому что я сам поднимался на хребет, где мои две сотни будут прикрывать отступление нашего отряда и постараются отбить или задержать обходящую колонну.

В это время на правом берегу Тайцзыхэ бой дошел до страшного ожесточения, залпы обеих сторон сливались вместе и походили на отдаленные раскаты грома. Опять наши пехотные цепи лезли на остроконечную сопку, но сегодня собралось у подножия не менее двух батальонов, а на полугоре стояло три или четыре роты, чтобы поддержать атакующих.

По мере того как я поднимался выше, картина боя раскрывалась передо мною во всю ширь. Мне казалось, что наши как будто подвинулись вперед. Если бы удалось завладеть остроконечной сопкой и удержаться на ней, то резервы обошли бы снизу, со стороны реки, и ударили бы в тыл неприятеля, а затем помогли бы и нам справиться с теснившим нас врагом.

Карабкаясь по крутым скалам, я упал и напорол левую руку на сучок, кровь хлынула ручьем; я подумал, что была перерезана артерия, но подошедший санитар сказал, что рана неопасная; после перевязки я полез дальше и скоро добрался до вершины. Увы, картина боя изменилась не в нашу пользу: солдаты поодиночке сбегали вниз, потом заколебалась и хлынула назад вся цепь, не удержались и те роты, что были в резерве на полугоре. Атака была отбита, наши перешли в отступление, преследуемые жестоким перекрестным огнем японцев со всех ближайших сопок.

Одновременно и против позиции нашего конного отряда японцы перешли в решительное наступление, и она была покинута.

6-я сотня по команде есаула князя Джандиери стреляла залпами по неприятелю, наступавшему с фронта, а сотня есаула графа Келлера отвечала по ту сторону хребта на выстрелы со Столовой горы. Когда нашей позицией внизу завладел неприятель, мы начали отступать по узкому гребню хребта, огибая гряды скал то с одной, то с другой стороны, где только можно было пробраться по едва заметной тропинке не более четверти шириною над отвесными обрывами.

С обеих сторон хребта нас осыпали пулями.

От времени до времени мы останавливались, когда представлялось хорошее укрытие, и давали несколько залпов по двум направлениям. Там, где кончался хребет, и мы должны были спускаться в долину, где ожидали нас коноводы, я остановил сотни. Пользуясь выступающим кряжем, казаки вытянулись в цепь и дали последние три залпа.

Я хотел вести сотни на позицию впереди деревни Сяогусянцза, но она была уже очищена. Генерал Любавин, приказал мне отойти назад с сотнями к возвышенностям, покрытым лесом, где уже строились отступившие части.

Сегодня японцы при наступлении держались следующей тактики: они сгоняли нас с позиции шрапнельным и ружейным огнем, тогда кавалерия выезжала вперед на рысях, занимала покинутую нами позицию и, спешившись, провожала нас выстрелами до прихода своей пехоты. Они проделали успешно этот маневр несколько раз на ряде параллельных высот, в ружейном выстреле один от другого, на которых мы тщетно старались их задержать.

На новой позиции мы тоже не удержались. Японцы упорно преследовали нас артиллерийским и ружейным огнем.

На противоположной стороне Тайцзыхэ наши отряды отступали. На левом фланге дело было проиграно, а как близка была победа два, три дня тому назад!

Кто был виноват? Одни винили Ренненкампфа в том, что он не дал Самсонову 28 сентября просимого батальона, — это было мало похоже на нашего генерала. Другие говорили, что виною нашей неудачи у Бэнсиху было подчинение Ренненкампфа командиру 3-го корпуса генералу Иванову[101], отнявшему у него свободу действий. Штакельберг с 1-м Сибирским корпусом разбился о неприступные позиции, вместо того чтобы их обойти. Вследствие ошибок начальников и их штабов, здесь легли напрасно десятки тысяч.