Дневник войны со свиньями - [47]
– Скажи, Аревало, а с твоим соседом что случилось?
– Он, как и вы, пошел проведать друга, а когда возвращался домой, его и схватили возле гаража похоронной конторы.
– Хочу домой, – захныкал Данте. – Рей, прошу тебя, пойдемте со мной. Проводите меня. Я старый, поверьте мне, и как подумаю, что могут напасть, помираю от страха.
Его бледное лицо приобрело землистый оттенок. «Как бы ты здесь не помер», – подумал Видаль.
– Служащие гаража хотели затащить его к себе, – продолжал Аревало, – но тут появился постовой и увез его.
– Было бы экономней оставить его там с похоронщиками, – высказал свое мнение Рей.
– Ты говоришь, его увезли отсюда умирать в одиночестве? – спросил Данте.
– А я не знаю, куда их увозят. Один санитар сказал мне, что их оставляют где придется. Санитар-то мальчишка, он, конечно, считает меня стариком и рисует мне самые мрачные картины, хочет запугать. Вот и сказал – их, мол, оставляют где придется, даже в вестибюле на нижнем этаже.
– Бедняга, – заметил Видаль. – Если он еще жив, кто знает, что ему снится.
– Это тот, которого мы видели, – охнул Данте. – Рей, я хочу уйти.
– Сейчас пойдем, – объяснил Рей. – Встал я спозаранок, чтобы присмотреть за работой в пекарне, а я, коль не посплю свои восемь часов, никуда не гожусь.
– И по пути меня проводишь? – спросил Данте умоляющим тоном.
«Меня ждет Нелида, – подумал Видаль, – а они тут меня задерживают. Этих двух стариков никто не ждет, и все же они не могут побыть лишнюю минуту с больным другом. Одного эгоизм гонит, другого трусость. Ничего нет хуже старости». И тут же себя одернул: «То, что я сижу с Аревало и еще не вернулся на улицу Гватемала, возможно, доказывает, что я тоже стар. Но нет, я знаю, что остаюсь здесь, чтобы дать время Нелиде, чтобы не вернуться раньше, чем она. Прийти в квартиру, где не будет Нелиды, было бы ужасно».
Снова появился врач.
– Прошу вас, сеньоры, не уходите пока. Я вас задержу на несколько минут. Или, по крайней мере, самого молодого го вас. Чтобы взять капельку крови на анализ. На случай, если придется делать вашему другу переливание крови. Это пустяк, один укольчик.
Врач включил свет и начал выслушивать Аревало. Тот, глядя поверх склонившейся к нему плеши, сказал:
– A y тебя, Данте, виднеются седые пряди. Придется еще разок покраситься.
Врач нервно почесал себе голову.
– Когда вы разговариваете, – пояснил врач, – мне щекотно.
– Не знаю, что ты там говоришь! – возмутился Данте. – Когда ты говоришь, словно тебя душат, я ничего не слышу.
– У меня ведь астма, – извинился Аревало. – Я сказал, что у тебя уже виднеются седые пряди.
– Что поделаешь! – скорбно согласился Данте. – Сам-то я на себе не вижу. И кто меня покрасит? В тот раз меня покрасил бедняга Нестор. Сам я не могу. Вы должны помочь мне. Это важнее, чем вы думаете.
– Никого ты не обманешь, – сказал Аревало. – По-моему, не худо быть немного фаталистом.
– Легко так говорить, – возразил Данте, – когда находишься в таком здании, это же настоящая крепость. А мне-то надо идти домой в полной темноте и переходить через улицы, а там темно, как в волчьей пасти.
– Никто тебя не гонит, – успокоил его Видаль.
– Я сейчас вернусь, сеньоры, – сказал врач. – Подождите меня, пожалуйста.
– Пойдем поскорей, пока он не вернулся, – взмолился Данте. – Исидро уже влип. Его сцапали под предлогом переливания крови. А мы тут не нужны. Не будем же мы держать доктора за руку. Если останетесь, вот увидите, он что-нибудь придумает, чтобы нас схватить. Воспользуемся тем, что его нет, и улизнем. Мне здесь не нравится.
– А кому нравится, – отозвался Аревало.
– Не думаю, что он станет нас ловить, – предположил Рей, – но все равно уже поздно, завтра мне рано вставать, а от нашего присутствия здесь никакой пользы. Исидро, разумеется, должен остаться.
– Конечно, – согласился Видаль. – А вам я советую уйти. Вы нам не нужны.
Рей открыл рот, но ничего не сказал. Данте, как капризный ребенок, тащил его за рукав, подталкивая к двери.
– Они ушли? – спросил Аревало.
– Ушли.
– Ты рассердился.
– Знаешь, они меня слегка возмущают.
– Не сердись. Вспомни, что всегда твердит Джи-ми: с годами тормозящие органы ослабевают. Как у других бывает недержание мочи, так Данте не может сдержать страх.
– Данте слабак, но Рей? Такой крепкий мужчина…
– А он тоже перестал себя сдерживать. Не помнишь, как он в кафе тянул руку к арахису, весь прямо дрожал от жадности? Как многие старики, он тоже потерял стыд.
– Стыд? Да, ты прав. Однажды в отеле у Виласеко…
– От старости он стал отъявленным эгоистом. Уже и не скрывает этого. Его интересуют только собственные удобства и больше ничего.
40
– Значит, вы окажете мне эту услугу? – спросил Каделаго.
– Аревало говорил мне, доктор, – сказал Видаль, следуя за ним по коридору, – что этой воине скоро конец.
– Верите ли, – сказал доктор, печально покачав головой, – психиатрическое отделение не справляется с наплывом молодых. Все являются с одной и той же проблемой: у них боязнь притронуться к старикам. Настоящее отвращение.
– Отвращение? По-моему, это естественно.
– Даже не подают руки, вы представляете? И еще новый неоспоримый симптом: молодые идентифицируют себя со стариками. В ходе этой войны они поняли глубоко и болезненно, что каждый старик – это будущее кого-то молодого. Возможно, их самих! Еще один любопытный факт: у молодых неизменно развивается следующее фантастическое представление: убить старика – все равно что совершить самоубийство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аргентинский прозаик Адольфо Биой Касарес (р. 1914—1999) – один из крупнейший латиноамериканских писателей XX века. Наряду с Борхесом, Маркесом и Кортасаром он уже причислен к классикам мировой литературы.
Известные по отдельности как вполне «серьезные» писатели, два великих аргентинца в совместном творчестве отдали щедрую дань юмористическому и пародийному началу. В книгу вошли основные произведения, созданные X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом в соавторстве: рассказы из сборника «Две памятные фантазии» (1946), повесть «Образцовое убийство» (1946) рассказ.
Составленная X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом «Книга Небес и Ада» представляет собой самый необычный взгляд на древнейшую из «вечных проблем». Привычные истины уживаются в ней с парадоксальными определениями, составители включают себя в антологию, создают апокрифических авторов, приписывают реальным авторам несуществующие тексты… Удовольствие же, получаемое от чтения «Книги Небес и Ада», – это удовольствие от превосходного литературного произведения.
В рубрике «Документальная проза» — Адольфо Бьой Касарес (1914–1999) «Борхес» (Из дневников) в переводе с испанского Александра Казачкова. Сентенция на сентенции — о Шекспире, Сервантесе, Данте, Бродском и Евтушенко и т. п. Некоторые высказывания классика просятся в личный цитатник: «Важно, не чтобы читатель верил прочитанному, а чтобы он чувствовал, что писатель верит написанному». Или: «По словам Борхеса, его отец говорил, что одно слово в Евангелиях в пользу животных избавило бы их от тысяч лет грубого обращения.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (18811942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В четвертый том вошли три очерка о великих эпических прозаиках Бальзаке, Диккенсе, Достоевском под названием «Три мастера» и критико-биографическое исследование «Бальзак».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В второй том вошли новеллы под названием «Незримая коллекция», легенды, исторические миниатюры «Роковые мгновения» и «Звездные часы человечества».
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
„А. В. Амфитеатров ярко талантлив, много на своем веку видел и между прочими достоинствами обладает одним превосходным и редким, как белый ворон среди черных, достоинством— великолепным русским языком, богатым, сочным, своеобычным, но в то же время без выверток и щегольства… Это настоящий писатель, отмеченный при рождении поцелуем Аполлона в уста". „Русское Слово" 20. XI. 1910. А. А. ИЗМАЙЛОВ. «Он и романист, и публицист, и историк, и драматург, и лингвист, и этнограф, и историк искусства и литературы, нашей и мировой, — он энциклопедист-писатель, он русский писатель широкого размаха, большой писатель, неуёмный русский талант — характер, тратящийся порой без меры». И.С.ШМЕЛЁВ От составителя Произведения "Виктория Павловна" и "Дочь Виктории Павловны" упоминаются во всех библиографиях и биографиях А.В.Амфитеатрова, но после 1917 г.