Дневник театрального чиновника (1966—1970) - [2]
Надо сказать, это очень хорошо, что я смотрю все спектакли до Бориса Владимировича, я хоть сама знаю свое личное впечатление, а то бы он здорово на него влиял. После разговора с ним все восторги как-то тускнеют, и тебе кажется, что он в чем-то больше прав.
По «Доходному месту» у нас в Министерстве паника. На заседании коллегии Большов (главный редактор «Советской культуры») просил занести в протокол его возмущение тем, что в Москве, в Театре Сатиры идет антисоветский спектакль, что прием обращения в зрительный зал означает критику советской действительности. Все перепугались, и началась паника. В воскресенье 10 сентября утром на спектакль ходили замминистра Владыкин (он взял с собой Ревякина — специалиста по А. Островскому), наш Тарасов (начальник Управления), Черноуцан (из ЦК КПСС) и др.
После просмотра Ревякин сказал, что хотя отступления от канонического текста есть, но дух Островского сохранен. И тут Владыкин, кричавший после первого акта об искажении автора, сразу переменился, а после слов Черноуцана, что назвать этот спектакль антисоветским может только сумасшедший, «приобрел» почти положительное мнение. Тарасов пока — «за». И даже на мои слова, что за такие обвинения Большову надо «давать по зубам», благосклонно заметил, что вот надо собрать на обсуждение спектакля таких товарищей, которые бы «дали ему по зубам».
Итак, у нас создана «комиссия» — я прошу ее членов посмотреть спектакль, потом спрашиваю, кто какого мнения, после чего мы будем отбирать, кого приглашать на обсуждение. Вот мнения: Марков (доктор искусствоведения) в принципе — за; Пименов (критик) — спектакль здоровый, но много мусора (одеты чиновники в коричневые костюмы — напоминают фашистов); Раевский (режиссер МХАТа) — против, искажение Островского, если бы на афише стоял автор — «Захаров по мотивам Островского», то тогда он готов признать и то талантливое, что есть в спектакле.
Сегодня Тарасов готовился к завтрашней встрече с Фурцевой, которая вернулась из отпуска. Нервничал, предугадывал ее вопросы, прежде всего о подготовке к 50-летнему юбилею Октября. Я ходила в московское Управление культуры, выверяла юбилейную афишу (эта железобетонная жуть разгонит всех зрителей). В кабинете Тарасова обсуждался вопрос о «Братской ГЭС» в Театре на Малой Бронной — все ли замечания выполнены: убрать слова «Маяковский застрелился и был посажен Мейерхольд», переставить «Ваньку-Встаньку», сократить «Прохиндея»[5]. Потом перешли к «Доходному месту» — что сказать, на кого сослаться при положительной оценке. Голдобин довольно цинично формулировал, а Тарасов записывал, что спектакль нетрадиционный, но, в общем-то, здоровый, как выразился Пименов, которого спрашивал Голдобин. Позвонили Завадскому, он — «за», свежо, талантливо. Стали писать список, на кого сослаться, — П. Марков (Тарасов сказал, что Марков не очень-то авторитетен теперь для Фурцевой, раньше она к нему хорошо относилась, но он как-то где-то высказался в противовес ее мнению, теперь она его разлюбила); Анастасьева (доктор искусствоведения) нельзя — он «подписался»[6]. Походя Тарасов заметил, что Большов ненавидит Плучека и делает ему пакости за то, что тот однажды сказал, что, «чтобы руководить „Советской культурой“ большого ума не надо». Решили сослаться на Завадского, Маркова, Пименова, Салынского, Арбузова, Рыбакова (главный редактор журнала «Театр»), Ефремова, а для объективности сказать, что вот Яншин не принимает спектакль, так как считает, что это отступление от Островского, т. е. все время придавать спору эстетическую, а не политическую окраску. Ну что из этого будет — поручиться нельзя. Тарасов всегда готовится, а потом выглядит как беспомощная мокрая курица. Потом опять вернулись к «Братской ГЭС». Тарасов решил еще раз посмотреть, и я с ним пошла. Пришли, опять разговор — надо подождать с премьерой, решить должно ЦК. А Зайцев (директор театра) все ссылается на Демичева (секретаря ЦК, кандидата в члены Политбюро), что вот ему Евтушенко с дарственной надписью экземпляр «Братской ГЭС» подарил как покровителю, который первый разрешил ее опубликовать, что он первый поставил свою визу, а потом Брежнев. И все такая таинственность. Третий раз спектакль понравился еще меньше. Первый раз было интересно, казалось талантливо, хотелось даже извиниться перед Поламишевым за то, что не считала его хорошим режиссером. Второй раз — местами было скучно, местами еще брало. Третий — видишь, что крик, а толку чуть. Была рядовая публика, и первую часть со всеми критическими намеками совсем не принимала, во второй части хлопали в «патетических» местах. То ли публика — все еще рабы, сами не смеют думать, то ли все это действительно пустой крик, черт его знает.
Придя с «Братской ГЭС» позвонила Эфросу, его нет, он в ГИТИСе, разговаривала с Крымовой (театральный критик, жена Эфроса). Рассказала ей, что Тарасов ходил на просмотр «Синей вороны» в Ленком. Спектакль очень плохой, никакой режиссуры. Родионов (начальник московского Управления культуры) заявил на обсуждении: «Можете выпускать, но ведь это вроде визитной карточки, так что смотрите сами»
Поколение шестидесятников оставило нам романы и стихи, фильмы и картины, в которых живут острые споры о прошлом и будущем России, напряженные поиски истины, моральная бескомпромиссность, неприятие лжи и лицемерия. Их часто ругали за половинчатость и напрасные иллюзии, называли «храбрыми в дозволенных пределах», но их произведения до сих пор остаются предметом читательской любви. Новая книга известного писателя, поэта, публициста Дмитрия Быкова — сборник биографических эссе, рассматривающих не только творческие судьбы самых ярких представителей этого поколения, но и сам феномен шестидесятничества.
Имя Всеволода Эмильевича Мейерхольда прославлено в истории российского театра. Он прошел путь от провинциального юноши, делающего первые шаги на сцене, до знаменитого режиссера, воплощающего в своем творчестве идеи «театрального Октября». Неудобность Мейерхольда для власти, неумение идти на компромиссы стали причиной закрытия его театра, а потом и его гибели в подвалах Лубянки. Самолюбивый, капризный, тщеславный гений, виртуозный режиссер-изобретатель, искрометный выдумщик, превосходный актер, высокомерный, вспыльчивый, самовластный, подчас циничный диктатор и вечный возмутитель спокойствия — таким предстает Всеволод Мейерхольд в новой книге культуролога Марка Кушнирова.
За годы работы Стэнли Кубрик завоевал себе почетное место на кинематографическом Олимпе. «Заводной апельсин», «Космическая Одиссея 2001 года», «Доктор Стрейнджлав», «С широко закрытыми глазами», «Цельнометаллическая оболочка» – этим фильмам уже давно присвоен статус культовых, а сам Кубрик при жизни получил за них множество наград, включая престижную премию «Оскар» за визуальные эффекты к «Космической Одиссее». Самого Кубрика всегда описывали как перфекциониста, отдающего всего себя работе и требующего этого от других, но был ли он таким на самом деле? Личный ассистент Кубрика, проработавший с ним больше 30 лет, раскрыл, каким на самом деле был великий режиссер – как работал, о чем думал и мечтал, как относился к другим.
Содержание антологии составляют переводы автобиографических текстов, снабженные комментариями об их авторах. Некоторые из этих авторов хорошо известны читателям (Аврелий Августин, Мишель Монтень, Жан-Жак Руссо), но с большинством из них читатели встретятся впервые. Книга включает также введение, анализирующее «автобиографический поворот» в истории детства, вводные статьи к каждой из частей, рассматривающие особенности рассказов о детстве в разные эпохи, и краткое заключение, в котором отмечается появление принципиально новых представлений о детстве в начале XIX века.
Николай Гаврилович Славянов вошел в историю русской науки и техники как изобретатель электрической дуговой сварки металлов. Основные положения электрической сварки, разработанные Славяновым в 1888–1890 годах прошлого столетия, не устарели и в наше время.
Книга воспоминаний известного певца Беньямино Джильи (1890-1957) - итальянского тенора, одного из выдающихся мастеров бельканто.