Дневник - [6]

– Эх!………….. на белом свете! – вздыхал Тихий, хромая рядом со мной. – Ноги натерты, как у сукина сына, а брать на повозку нельзя сесть! Не пускають!

– Не пускають! – передразнил его сосед в капелюхе. – Небось если бы у меня были ноги натерты, так я бы уж тут не был!..

– А где же ты был бы?! – покосился на него Тихий.

– Где?! – усмехнулся «капелюха». – Остался бы!..

Тихий ничего не ответил и стал вертеть папиросу.

15 декабря. Григорьевка. Вчера вечером пришли в Григорьевку. Стоим в душной крестьянской избе. Час ночи. Пришли в половине десятого ночи. Сделали сорок верст. Пожалуй, если бы еще нужно было пройти версты три, я не дошел бы. Уже в семь, когда размещались по квартирам, Тихий попросил у меня винтовку и, опираясь на две винтовки как на костыли, шел по мерзлым кочкам и плакал. Станешь на кочку, попадешь в ямку, рана как запечет. Господи! За что такие муки! Я готов каждый день шагать пятьдесят верст, но чтобы только ноги были здоровы. Разместились тесно. Целый взвод в одной хате. Душно, клонит ко сну. Но спешу мой дневник пополнить тремя лишними строками. С нами стоит сосед в капелюхе. Сегодня с ним разговорились. Он сам Тульской губернии, рабочий рельсопрокатного завода, фамилия его Тучков Василий. Лицо его, длинное смуглое, с толстым носом и подстриженными щетинистыми усами, всегда было угрюмо и в глазах блестел недовольный огонек. Он был всем недоволен – и начальством, и редким борщом, и погодой. Однако пора спать. Говорят, еще один переход, а там поедем эшелоном.

16 декабря. Сегодня сделали 12 верст и остановились на хуторе Пашково, на дневку. Усиленно говорят, что дальше поедем поездом. Обоз будто пойдет пешим порядком, а пехота поездом. Бахмут, говорят, занят красными. Мы идем в корпусном резерве, потому отступаем первыми. Идти пришлось по мерзлой дороге. Лучше, чем по грязи. Дорогой передумал о всем. Вероятно, и С…. занята красными. Что-то делается дома? В роте осталось человек 80. Остальные разбежались. Наша компания – Половинка, я и Тихий, Шпак – держимся еще. Уже за нами идет повозка с брошенными винтовками. Каждый день число их увеличивается. Убежал наш отделенный командир – рабочий из Лисичанска. Ушел под видом болезни взводный. С нами стоит какой-то гвардейский полк. Драпали за сто верст от фронта, а на вид боевые с палашами, со шпорами у них только. «Кгвагдия», «т’гадиции» и «тонно»! Ох, будет вам когда-то «т’гадиции»[19].

17 февраля. Железное. Сегодня пришли на ст. Железное. Дождь идет все время. Мокрые до нитки. Настроение унылое. Говорят, красные нас хотят отрезать от Дона и будто бы мы пойдем в Крым. Остановили на улице селения и сказали, что сейчас будем грузиться в вагоны. Часа через два погрузились. В вагонах мокро, на полу уголь. Холодно. Крыша дырявая, и через нее бежит вода и увеличивает грязь на полу – печи нет. Перешли в другой вагон, намного лучше. Крыша цела и сухой. Воруем на соседних платформах доски и делаем нары.

18 декабря. Ясиноватая. Стоим на ст. Ясиноватая. Теперь мы идем эшелоном. Выпал снег, подмерзло. В вагоне у нас все оборудовано. Из краденых досок нары. Я лежу на нарах. Со мной компания моя. Я внизу, и в другом конце под нарами на полу тоже лежат. На Ясиноватой украли со станции водосточную трубу, а из кирпичей устроили печку. Тепло в вагоне. Спим и жрем раздетые под шинелями. Слава богу, ноги заживают. На вещевой сумке пишу дневник, удобно. Мерцает огарок на нарах, так как двери и окна глухо затворены, несмотря на день. Нас качает по тупикам. Наконец закатили в один тупик и бросили. Из дверей видно снежное поле. И насыпь или обрыв.

19 декабря. Все еще на Ясиноватой. Мороз сильный. Не хочется высунуть носа из вагона. Подошел другой эшелон Самурского полка. Бегаем по очереди, покупаем молоко, 70 руб. кувшин, и пьем чай на нарах. Одна беда – дров мало. По ночам воруем на станции с груженых платформ уголь, доски, шпалы, а днем жжем щиты железной дороги. Сегодня облюбовали для дров часовню. (Не часовню, вернее, а навес.) Долго мозговали, как ее развалить. Вдруг Тихий закричал: «Берегись, мина!» Не успели сообразить, в чем дело, как Тихий поднял трехпудовый камень и с размаха ударил под один столб. Часовня качнулась и с грохотом упала. Толпа накинулась. Бревна, доски. Даже железо с крыши захватили для печек. Через минуту от часовни не осталось и следа.

20 декабря. Мушкетово. Прибыли на ст. Мушкетово. Мороз страшный. С нами прибыл и Самурский полк и стал на соседнем пути.

21 декабря. Стоим на Мушкетово. Паровоз испортился. Ждут другого. Наша компания купила полпуда сахару (на четырех) за 200 рублей. Пьем чай целый день. Сегодня неизвестно откуда прибыл вагон с лаптями. Вагон разграбили. У каждого куча лаптей. Надевают поверх сапог и щеголяют по перрону.

22 декабря. Все стоим на Мушкетово. Уже порядком надоело. Лежим на боку. Тесно, душно. Печка горит день и ночь. Все сидят у печки и слушают басни одного «брехуна». Хотя бы скорее двинулись. Говорят, паровозов совсем нет и будто бы и не будет. Есть слухи, что мы пойдем на Ростов походным порядком. Ведем совсем свинский образ жизни. Спишь и спишь. Проснешься. Что на дворе – день или ночь? Вероятно, ночь, потому что тихо в вагоне. Перевернулся на другой бок, заснул. Опять проснулся. В вагон постучали.