Дневник. Поздние записи - [3]

Шрифт
Интервал

Однако, как выяснилось, местные достопримечательности меня не манили, и потому я решила доехать до Шона в тот же день. Как оказалось, он жил на самой окраине города. Дом Шона был меньше, чем у Ани и Алины. Он явно жил один. Пока я осматривала улицу, пригласивший меня субъект показался на пороге. Я не представляла в каком месте может жить такой человек, как Картер, но, как выяснилось, свой угол он любил. Вещи, заполнявшие пространство, принадлежавшее этому человеку, были дорогими, неброскими и явно не лишними.

Когда мы расположились в гостиной, он поставил на столик чашку кофе, а мне не предложил, и я заскучала по русскому гостеприимству. Вопросов как у меня дела, как мне страна, как отношения с Алиной и всех прочих несущественных глупостей не последовало. Шон положил передо мной листок бумаги и сухо сказал:

— Твое расписание. — И пусть это было сугубо профессионально, даже грубовато, я была счастлива просто слышать родную речь. Я была готова умолять Шона не выгонять меня так сразу, просто чтобы была возможность с кем-то поговорить. Плевать даже на какую тему. Я чувствовала себя изгоем, я цеплялась за этот подарок судьбы. — Как у тебя с английский?

— Сдается мне, никак, — вздохнула я.

— Тогда сиди и учи. Я завтра приеду к Алине и попытаюсь понять, сколько ты знаешь в программировании.

Поясню в чем тут фишка: когда я поступала в университет, я не собиралась становиться лучшей. Я вообще плохо представляла, что делаю и на что подписываюсь. Но если бы я призналась в этом Шону Картеру, думаю, он бы прикопал меня под ближайшим сиднейским кустом. И Алекса рядышком. Потому что он уже тогда относился к привилегированной когорте программистов. Так называемых Бабочек Монацелли. То были хакеры, которые совершали перелет к месту назначения, выполняли «требования заказчика» и возвращались к себе. Именно за эти «порхания» их и прозвали бабочками. Бабочками, над которыми стоял человек по имени Манфред Монацелли. Ну а теперь представьте как прошел наш с Шоном «обмен опытом».

Внезапно свалившееся на мою голову изобилие свободного времени стало исключительно благодатной почвой для двух вещей: самообразования и самокопания. Раньше у меня были тренировки, друзья, Алекс, в конце концов. Теперь у меня были только равнодушная Алина, гиперактивная Аня, рядом с которой я чувствовала себя какой-то замороженной, Шон с психологической плеткой и целая гора иноязычных учебников. Потому я учила английский, чуть-чуть, для себя, занималась гимнастикой, фотографией, однако больше всего времени уделяла именно программированию. Я поверила Шону: чтобы сдать ему экзамен придется вывернуться наизнанку. У него был некий талант уличать меня в малейшем невежестве. Иными словами, критикой я была завалена по самые уши.

Однажды мы с Аней ухитрились разговориться, и обнаружилось, что у этого тирана-диктатора даже с отцом и братом отношения не складываются, что уж тут говорить о девушке, сиделкой которой его назначили?

Я пододвинула к себе листок бумаги. Там неразборчивым почерком Шона было написано название очередной книги. Мне было тошно даже смотреть на эти буквы. Потому что читать по-английски и вникать в каждое слово было безумно сложно. Хотя, надо признать, со временем становилось все проще и проще. Зазвонил телефон. Мой новый австралийский номер. Я автоматически взяла трубку и замерла, услышав голос Алекса.

— У тебя идет дождь, — тихо сказал он, расслышав за моим молчанием стук капель дождя по подоконнику.

— А у тебя какая погода? — спросила я тоже тихо.

— Грустная.

— Поговори со мной… — по-русски, повисло недосказанное слово. Разумеется, Алекс согласился.

Я улеглась прямо на пол, поднося трубку к другому уху. Мы с ним часто перезванивались, но у него всегда было что рассказать. Про Ларису, про моих родителей, про дела с Константином (который уже вышел из больницы)… Мне было все равно, о чем слушать.

— А у тебя как?

— Австралия ужасна. Либо ветер, либо дождь, либо сухость неимоверная, — сказала я. — Фотографий у меня, однако, тьма.

— Пришли их мне, — сказал Алекс. — И Ане привет передавай.

— Я поражена, — ответила я только. — Ты все еще мне звонишь…

— А как же иначе?

Я улыбнулась и закинула ноги на кресло, чтобы было удобнее. Мы с ним проговорили около получаса, а потом у меня закончились деньги. Очень вовремя, так как сквозь распахнутое окно я услышала, как хлопнула дверца машины Шона. Я села за ноутбук (надежда, что я не задержусь надолго, отговаривала меня от покупки стационарного компьютера) и продолжила писать лабораторную.

С начала следующего семестра Шон одобрил мое зачисление на заочное отделение. Полагаю, причина не в том, что я молодец, просто его достало со мной возиться. Надо сказать, однажды мы с Алексом это обсудили по телефону, и он не стал отрицать, что неприязнь у нас взаимная. Это дало мне все основания ненавидеть Шона еще сильнее.

Университет начался с нормального расписания, браво. Теперь я и правда ходила на занятия вместе со всеми. Познакомилась с группой заочников. Меня рассматривали как диковинку. Иностранка с причудливым акцентом. Даже нашлась своеобразная компания: Джули и Майлз. Сначала я думала, что они парочка, а потом выяснилось, что нет, просто кроме нас с Джули девушек больше в группе не было, а Майлз оказался отзывчивым парнем.


Еще от автора Александра Гейл

Дело Пентагона

Все началось банально: опрометчивая молоденькая студентка и не простивший ей оплошности ректор. Продолжилось не менее заурядно: студентка оказалась амбициозной, а ректор к этому качеству благоволил. И даже результат этой истории нельзя назвать неожиданным: скандальный разрыв с криками, истериками, перелетом за тысячи миль и клятвами избегать друг друга до конца своих дней… Если, конечно, не рассматривать вариант, где спустя два с лишним года я стою в офисе полковника военно-воздушных сил США, который сообщает мне что кто-то, а, скорее всего, мой бывший драгоценный ректор, хакнул Пентагон, и найти виновного, наряду с уликами, должна с какой-то стати именно я…


Журавль в ладонях

Она оставила в прошлом не только ненавистное общежитие, но и любимого человека. И снова не на кого рассчитывать, кроме себя. Кто бы мог подумать, что такое положение закончится браком с человеком, не подходящим ей ни в чем, кроме одного: он тоже борец-одиночка.


Синичка в небе

Она — девочка из бедной семьи. Ей, чтобы добиться чего-либо в жизни, нельзя опускать руки. И не на кого рассчитывать, кроме себя. Он — богат и чертовски хорош собой, его будущее расписано на годы вперед. Все само плывет в руки. Казалось бы, что между ними общего, но волею судьбы они становятся друзьями. А только ли ими? Не найдут ли они друг в друге то, что давно для себя искали?


Дневник любовницы мафии

То, как нас классифицируют мужчины, очень похоже на кастовое деление с четко обозначенными границами. Это совершенно особенный род иерархии, доступный только мужскому пониманию. Сначала для них существует только мама, если повезет, сестры… но с возрастом все усложняется до невозможности. Есть подруги, есть жены, есть любовницы. Есть любовницы на ночь, а есть любовницы по призванию. Когда он сказал, что я отношусь к самой редкой категории, он имел ввиду последнюю, но тогда я этого понять не могла. Думаю, он тоже.


Дело Кристофера

Всего несколько часов назад я была уважаемым ученым, а теперь волей случая оказалась соучастницей, которая летит на другой конец мира, чтобы спрятаться там от властей США. А еще я собираюсь работать на одного из самых опасных людей планеты, который по совместительству гадкий, жестокий, самовлюбленный кретин. И мой экс… Кстати, я выхожу замуж! Пфф, ну конечно не за него!


Рекомендуем почитать
Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения

Мужчины из мира искусства в мужья не годятся.Не геи — значит, алкоголики.Не алкоголики, — значит, самовлюбленные эгоисты!И Джейн Лейн, слава Богу, не настолько глупа, чтобы искать себе спутника жизни в богемных кругах!Так каково же ей терпеть ухаживания знаменитого скульптора Йена Рис-Фицсиммонса?Он, правда, не гей, не алкоголик и не эгоист.Он — хуже. Еще хуже.И этот мужчина уверен, что именно ему суждено сделать жизнь Джейн счастливой?!Смешно!


Ты — любовь

Романы, вошедшие в, книгу «Жажда любви», посвящены неувядаемой теме — теме любви мужчины и женщины. Увлекательная интрига, живое изображение переживаний героев будут держать Вас в напряжении с первой и до последней страницы. Нежная Селия, мужественная Санди, решительная Сара сумели пронести свою любовь через многие препятствия и сохранить теплоту чувств, чистоту и нежность до самого счастливого конца.Если у Вас плохое настроение, то, окунувшись в озеро жизни романов с чистой любовью, бурями и страстями, Вы забудете о нем и с сожалением перевернете последнюю страницу.


Похищенные часы счастья

Два произведения английской писательницы Оливии Уэдсли посвящены неумирающей теме — любви мужчины и женщины, и написаны с характерным для «дамского романа» мастерством изображения переживаний героев и чрезвычайно увлекательной интригой.Прелестная героиня второго романа («Похищенные часы счастья») завоевывает сердца благодаря не столько своей красоте, сколько огромной душевной щедрости и глубине чувств. Покоренные восхитительной женственностью и в то же время силой духа своей возлюбленной, человек, не придававший серьёзного значения любовным переживанием, аристократ и государственный деятель, приходит к убеждению, что «есть нечто в жизни, что дороже славы, дороже честолюбия, дороже самой жизни — и это любовь!».Счастье достается героям романа нелегкой ценой, но тем сладостнее торжество любви.


Игра с огнем

Романы, вошедшие в, книгу «Жажда любви», посвящены неувядаемой теме — теме любви мужчины и женщины. Увлекательная интрига, живое изображение переживаний героев будут держать Вас в напряжении с первой и до последней страницы. Нежная Селия, мужественная Санди, решительная Сара сумели пронести свою любовь через многие препятствия и сохранить теплоту чувств, чистоту и нежность до самого счастливого конца.Если у Вас плохое настроение, то, окунувшись в озеро жизни романов с чистой любовью, бурями и страстями, Вы забудете о нем и с сожалением перевернете последнюю страницу.


Твари, подобные Богу

Из предисловия автора на ее сайте: «Второй роман — продолжение первого , но далек от сказочного. Это, скорее, подобие «сердца горестных замет», названных мною «Твари, подобные Богу». Смысл прозрачен и вряд ли нуждается в пояснении, но я тем не менее скажу, что попыталась выразить. Глядя на людские деяния, особенно собственные, легко согласиться — и смириться — с тем, что человек — тварь. Но все-таки тварь — Божья, созданная по Его образу и подобию, скрывающая в себе Его начало, к поиску которого в себе нам и надлежит стремиться.


Веревки и цепи. Часть 1: Веревки

Захотелось острых ощущений) вот что получилось.