Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте - [9]

Опасности я подвергаюсь очень редко. Сейчас ранение или смерть — дело чистой случайности или неосторожности. А я человек осторожный. Никакое ухарство и показное бесстрашие здесь не поощряется, а наоборот. Одно дело — погибнуть в бою, — это почетно, и совсем другое — погибнуть от шальной пули или мины по глупости.

Настроение у меня самое жизнерадостное. Тем более, что я наконец, кажется, обрел постоянное место и должность. Последние дни я работал наблюдателем. Вот интересная и в то же время скучная работа. Скучная, когда ничего часами не появляется в поле зрения, и интересная, когда удается что-либо проследить. Я уже успел изучить, когда фрицы идут за обедом и ужином, когда идут обратно, кто в какой дзот несет еду, и т. п. Последний раз я заметил, что около одного дзота, в котловине, фрицы устроились делить еду. Я бегом к минометчикам. «Помогите, — говорю, — фрицам поделиться». Минуты через три было прекрасно видно, как около дзота стали рваться мины, как, побросав все, полезли фрицы в дзот и как под конец взлетели на воздух термосы.

Почти перед самым отходом наш наблюдательный пункт здорово обстреляли из тяжелых минометов. Как они его заметили? Наверное, по блеску бинокля. Я лежал в щели, слушал вой и разрывы мин и думал: какая же угодит в меня? Все обошлось благополучно, если не считать, что меня здорово завалило песком. Но это ерунда, вчера помылся в бане, постригся, привел себя в порядок. Целую тысячу раз.

15 мая 1943 г.

За последние дни произошло много событий. Несколько раз приходилось ходить на передовую. Особенно запомнилось 10 мая. Немцы решили перейти в наступление. В 4 часа началась артиллерийская подготовка. Заработали «ишаки» (шестиствольные минометы), артиллерия, — зрелище потрясающее. Но секунды через 3–4 началось такое, чего мне до сих пор не приходилось видеть. Стали отвечать наши «катюши», «ванюши», минометы, артиллерия и подняли у немцев такой кавардак, что казалось, вся земля встала дыбом. Я был вне зоны огня, километрах в трех, и то грохот стоял такой, что ушам было больно. Ну и всыпали немцам! Одного «ишака» сразу угробили, а другого заставили замолчать и перебраться на другое место. Немецкий огонь быстро ослабел, а когда для полноты картины вылетели наши самолеты и подняли у них все на воздух, то и вовсе замолк.

После этого несколько дней стояла полная тишина. Фрицы никак не могли очухаться. Как радостно смотреть, когда наша берет! Когда налетели самолеты, сколько было криков радости! Вверх полетели пилотки. Это было замечательное зрелище.

22 мая 1943 г.

Здравствуй, мама! Я жив и здоров, нахожусь на передовой. Жизнь течет однообразно. Незаметно пролетел май. Я с удивлением подсчитал, что нахожусь здесь уже месяц. В настоящее время я занимаю должность «командира штурмовой группы». Народ у меня замечательный. С такими бойцами одно удовольствие итти в бой, штурмовать немецкие дзоты. Я вспоминаю свои опасения в училище: как я буду командовать людьми. Но это люди, несмотря на разницу в возрасте и развитии, живут одной общей идеей, которой живу и я: разбить врага во что бы то ни стало. Поэтому и дисциплина и готовность к преодолению любой трудности замечательные. В бою чувствую, что мы все сливаемся в одну общую силу, которую мне надо только слегка направлять, — бойцы уже угадывают мою мысль и делают то, что надо.

Как быстро привыкаешь к жизни на передовой! Сейчас все стало обычным: и постоянный свист пуль, и минометный обстрел, и даже скрип «катюши» и немецкого «ишака». Вчера я устроился пить чай в котлованчике, и, как назло, немец стал бить по этому месту. Наблюдая за разрывами и пригибаясь от осколков, я все-таки допил чай и успел укрыться в блиндаж до того, как немцы угодили в котлован.

Ночами любуемся фейерверками. Они не хуже, чем были в парке по выходным дням. Разноцветные ракеты, фонтаны трассирующих пуль, огневые клубки, вылетающие при стрельбе «катюши», скрытой где-то за темным горизонтом, и громадные снопы огненных брызг, на месте разрывов ее снарядов — все это вместе — замечательно красивое зрелище.

Часто наблюдаю немецкие позиции в стереотрубу. Интересное занятие. Только, когда видишь фрица в трубу и он кажется рядом, злишься, что ничего не можешь ему сделать. Ведь вот прямо рядом идет, пригнувшись, рыжий немец, а посмотришь без трубы, его не видно. Только и жду приказа наступать. Лишь бы меня не убило по дороге до немецких окопов. Хочется схватиться с ними, убить как можно больше, тогда не страшно, если убьют и самого. Все мои бойцы тоже горят желанием итти на штурм немецких дзотов как можно скорее.

28 мая 1943 г.

Здравствуй, мама! Вчера получил сразу три твоих письма. Большое спасибо, что часто пишешь. Письма очень скрашивают однообразие военной жизни. Твои письма очень интересны. Читаешь, и живо вспоминается жизнь дома.

Нахожусь я не на самом передовом краю, а метрах в 500 от него. Живу в довольно приличной землянке, бывшей фрицевой. Опасно бывает только во время ночной работы. Немцы всю ночь ведут огонь из пулеметов и могут случайно попасть. У меня уже ранило так одного бойца, к счастью, легко, в руку. Но ничего не поделаешь. Здесь укрыться некуда, люди работают в полный рост; так что думаешь: повезет тебе сегодня или нет, все пролетят мимо или какая заденет. Самое неприятное — минометный обстрел. Хоть и знаешь, что, пока мина прямо в твою ямку или траншею не угодит, тебе ничего не будет, а все-таки, когда мины с воем приближаются, сердце малость замирает. Старые вояки, которые по два года; уже на фронте, говорят, что чувствуют то же самое; от этого чувства, видно, никогда не избавишься.