Дневник как путь к себе - [19]

В ходе обучения мы экспериментировали с различными методами ведения дневника. Некоторые из них оказались чрезвычайно полезными, особенно диалог с моими внутренними голосами. Я разговаривал с ребенком внутри меня, с моим высшим «я», с «блокировкой», которая препятствовала успехам в делах.

Но метод, который понравился мне больше всего, я придумал сам. Сначала я пишу пару слов, которые приходят в голову, а потом, ни о чем не думая, продолжаю писать так долго, как смогу. Иногда это могут быть просто слова. Иногда — образы. Но что бы ни возникало, это каждый раз оказывается неожиданностью и подарком.

Спустя некоторое время какая-то часть меня, которая требует постоянного контроля, начинает напоминать о себе: «Что здесь происходит? Зачем мы это пишем? К чему это приведет?» Как только это случается, мой творческий порыв исчезает, и больше ничего не появляется.

Применяя этот метод, я понимал, что весь используемый мною материал — это результат бессознательного процесса. Но что это значило? Чем больше я практиковался, тем дольше мог не давать выхода чувствам. Вскоре я начал осознавать, что пишу о себе и что эти обрывки записей настолько же наполнены смыслом, насколько и сновидения.

С тех пор использование потока сознания в процессе писания стало замечательной практикой. Сделанные мною записи показали мне, где я нахожусь с точки зрения духовного развития. Они же позволили мне заглянуть в детство и показали, как я прохожу по разным уровням бессознательного. Но самое важное — просто заниматься этим, независимо от того, буду я «анализировать» результаты или нет. Давая выход этой информации и превращая ее в осознанное, я вижу, что это имеет терапевтический эффект!

Орион

(Орион, 26 лет, студент, изучает трансперсональную и аналитическую психологию, особенно интересуется ролью мужчин и вопросом маскулинности. Здесь он делится тем, как нашел в своем дневнике достойного брата по крови.)

Мой собрат для меня так же важен, как сама жизнь. Он непринужденно смеется и улыбается. Он относится к такому типу людей, которым инстинктивно доверяешь. Он находчив, смел, компетентен, ему можно довериться в трудную минуту. Несмотря на легкость в общении с людьми, в нем есть мудрость и сдержанность. В нем ощущается какая-то тайна, и он разделяет ее со мной в большей степени, чем с кем-либо другим. Он умеет слушать, если у вас есть что сказать, концентрируется и держит вас в фокусе своего внимания. Вы всегда ощущаете его поддержку и любовь.

Но у него есть и недостатки. Он нетерпим к себе и быстро раздражается, хотя вскоре прощает и забывает. Но иногда у него возникает необходимость уединиться, он отстраняется даже от меня, чтобы уйти глубоко в себя. Порой он меня пугает, потому что умудряется воспринимать жизнь слишком серьезно. Обычно он полон самоиронии, но может выйти из себя, если не видит перспективы. И он всегда возвращается, а я жду его.

Он сделал для меня больше, чем кто-либо другой. Он — мое будущее, потому что умеет заставить меня смеяться. Когда я испытываю тяжелую депрессию, ему достаточно улыбнуться — и я улыбаюсь в ответ. Он нетерпим к моей ненависти к себе. Он выводит меня из себя, но я в нем нуждаюсь.

Он любит полноту жизни; никто не умеет так сопереживать. Когда он говорит со мной о природе, я начинаю понимать, почему индусы и мистики избегают лишить кого-либо жизни, даже муравья.

Он ценит юмор и готов смеяться даже над безвкусными или непристойными шутками второсортного комика, и это меня изумляет. Когда же ему хочется рассмешить вас, он всегда учтив, обаятелен и часто недооценивает себя. Его способность подшучивать над собой безгранична.

Но и у него бывают депрессии. Тогда его глаза выглядят темными и застывшими, будто над ним сгустились тучи и воздух стал неподвижен. Где так хорошо мне знакомый безмятежный человек? Мне никогда не приходилось видеть никого настолько выведенного из себя. Он не кричит, не стонет, не требует жалости к себе, а окутывает себя плащом молчания и выглядит безжизненным. Самое странное в этих депрессиях, что, отказываясь разговаривать, он не отдаляется от других людей физически. Мне приходилось видеть его в переполненных ресторанах, где он сидел с видом человека, вокруг которого пустота.

Когда он становится таким, его взгляд устремлен в пространство, волосы спадают на лоб, — это пугает людей. Некоторые говорят, что он болен психически. Я лучше знаю его и не боюсь. Именно в этих случаях, безмолвно находясь рядом с ним, я могу помочь. Откуда-то во мне рождается уверенность, что именно я — его единственная надежда и спасение. Мое присутствие позволяет ему еще глубже уйти в себя. Если бы не это, в один прекрасный день он мог бы исчезнуть и больше никогда не вернуться. Но я рядом, и он об этом знает.

Возвращаясь, он почти не говорит о том, где был. Смотрит на меня, и его глаза живее, чем прежде. Но они полны глубокого сострадания и боли. На его лице благодарная улыбка. И она говорит больше, чем мог бы сказать любой поэт. Я слышу: «Мы братья по крови, поклявшиеся быть вместе, связанные глубочайшим смыслом и сильнейшей потребностью». Я приветствую его.