Дневник грабителя - [10]

Короче говоря, мы начали заниматься с Мэл сексом — помногу, по-разному, с оглушительной страстностью. С того момента встречаться мы стали регулярно — то у нее, то у меня дома — и месяца два-три видели мир в розовых красках. Я как последний дурак таскал ей цветы и прочую ерунду, а она с удовольствием отдавалась мне еще и еще. Даже вне постели мы вполне неплохо с ней ладили, на что я никак не рассчитывал.

Однако проходит время, и Мэл заводит песню о том, что она, мол, «ничего обо мне не знает» и о подобном вздоре, — после пары месяцев знакомства девчонки постоянно заговаривают о таких вещах. Меня опять одолевают сомнения. Я уже солгал ей о том, чем занимаюсь, давать задний ход и рассказывать о своем истинном занятии мне страшно не хочется. И вовсе не из принципа (я не такой болван), а потому что если с самого начала ты выбираешь один путь и целенаправленно продвигаешься по нему вперед, то когда вдруг решаешь попятиться назад и что-то изменить, непременно увязаешь в каком-нибудь дерьме, а в итоге плюхаешься в него физиономией. Я знаю об этом из собственного горького опыта. В каждой лжи есть доля правды, и если просто держаться за эту правду, то можно долго оставаться на плаву.

Вот я и говорю Мэл, что работаю в сфере снабжения и что далеко не все товары, с которыми мне приходится иметь дело, легальные, что большинство из них не облагаются налогом на добавленную или приращенную стоимость, а некоторые — это вообще те, что падают с открытых товарных вагонов.

— Я привык держать подробности своих дел в большом секрете и практически ни с кем ими не делюсь, — говорю я ей.

Я уверен, она слышала от парней в кабаке, что я тип сомнительный, но уверен также и в том, что ничего конкретного ей не известно. Поэтому, так как я считаюсь ее дружком, а парни из кабака… Ну, это просто парни из кабака. Мэл хоть и не вполне удовлетворена ответом, но в течение последующей пары месяцев больше не поднимает вопроса о моей работе. Однако я знаю, что по прошествии этого времени она обязательно к нему вернется.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что не все товары, с которыми тебе приходится иметь дело, легальные? Надеюсь, это не наркотики?

И все в таком духе.

— Нет, не наркотики. А то, что не все товары легальные, означает: почти все нелегальные. Вернее, абсолютно все, но беспокоиться тут не из-за чего, поверь. Я просто выбиваю кое-какие вещички из неких вполне порядочных ребят. Только ни о чем не волнуйся.

Однако она волнуется.

Поэтому начинает наводить обо мне справки у тех, кто о моем деле не имеет ни малейшего представления, но счастлив высказать свои догадки, или у тех, кому вообще на меня наплевать, но кто рад выслушать Мэл. В итоге у меня не остается другого выбора, как рассказать ей правду.

Естественно, не всю правду (я не такой болван), а очередную ее версию, изрядно смягченную и видоизмененную, такую, какая сможет наконец заткнуть Мэл рот. Я говорю ей, что случайно познакомился и связался с несколькими ребятами, которые воруют разный хлам со складов, фабрик и из магазинов, и что если она не перестанет донимать всех и каждого своими глупыми расспросами, то скоро я за это здорово поплачусь.

Естественно, Мэл огорчилась, но, как ни странно, отнюдь не по тем причинам, по которым я думал. Ее не расстроил тот факт — точнее, не особенно расстроил, — что я занимаюсь воровством, она обиделась, что я так долго держал ее в неведении. Я наврал ей, и это, по мнению Мэл, было самым ужасным во всей неприглядной истории. А я не считаю, что врал, я просто не сказал правды и готов поспорить, что это совершенно разные вещи. Но Мэл не согласна.

В последующие две недели мы только и делали, что скандалили, потом какое-то время вообще друг с другом не разговаривали. Должен признаться, меня это не сильно тревожило (о шоколаде, «Тэйк Зэт» и ее предках я в любой момент мог потрещать и с кем угодно из парней в кабаке). Думаю, нас свело повторно только желание опять позаниматься сексом или даже не свело, а побудило меня однажды субботней ночью после закрытия кабака еще раз к ней прийти.

Я явился с «Мадрасом» — ужином, заказанным в ресторане, — и травкой, прошел в комнату и уселся за стол, дожидаясь момента, когда можно заявить «чаем сыт не будешь, подавайте любовь».

Я сказал, что ворую не постоянно и только потому, что пока не нашел подходящей работы и должен на что-то жить, попросил ее ни о чем не беспокоиться — главным образом так как меня ее беспокойство начинало доставать.

— Я не планирую заниматься этим бизнесом всю свою жизнь, — сказал я. — Дай мне еще один шанс. Я был вынужден принять предложение этих ребят, потому что пока не нашел приличной работы.

Таким вот образом мы и пришли к следующему соглашению: она прекращает вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и так далее приставать ко мне с вопросами о моих делах, а я с удвоенными усилиями начинаю искать подходящую работу, чтобы побыстрее завязать с «грязными аферами».

Наверное, излишне говорить, что ни Мэл, ни я и не собирались выполнять данные обещания.

Так прошло четыре кошмарных года, в течение которых мы расходились и сходились так много раз, что порой я забываю, встречаемся ли мы или уже нет. Поэтому и ее нынешнюю истерику я воспринимаю относительно спокойно. Утром, как всегда, явлюсь к ней и все улажу.